Критики указанного подхода традиционно опасаются, что у руководства страны нет полного, ясного и чёткого понимания таких «китайских хитростей и уловок», как «совместное освоение ресурсов» и, главное, «мирный перенос стратегических границ за пределы этнической и национальной территории КНР».
Другими словами, настаивают критики вовлечённости в реализацию китайского проекта, всё Зауралье (которое считается в РФ залогом достойного места страны в будущем послекризисном миропорядке) для КНР играет роль всего лишь «стратегического тыла» китайской экономической и демографической экспансии в направлении тёплых южных морей. Выходя на завершающий этап наращивания совокупной мощи страны, в Пекине исходят из того, что Москва примет любые китайские условия, будучи не в состоянии мобилизовать ресурсы и навязать тем самым «свою игру».
Второй подход основан на предположении о начале заката Китая как потенциального мирового лидера. В связи с этим делается вывод о нецелесообразности мер по реальному сближению с КНР или по разыгрыванию «китайской карты» в отношениях со США.
В качестве признаков предстоящей деградации Китая указывается на следующие обстоятельства:
-
объективное старение населения и неизбежная депопуляция страны как следствие долгосрочной политики «одна семья — один ребенок»;
- эта же демографическая политика одновременно привела и к необратимому снижению у поколения единственных детей в семье (по сути, «инфантов») традиционной китайской способности переносить трудности повседневной жизни;
- стремительно растущая экономика уже сейчас уткнулась в экологические ограничения, которые будут только нарастать по мере кардинальных изменений климата, прежде всего, глобального потепления, которое особенно заметно проявляется на территории Китая;
- резкое обострение дефицита питьевой воды, для покрытия которого пока ещё используются внутренние источники, например, начата реализации масштабного (более 60 млрд.долл.) проекта переброски по трём магистральным каналам вод нескольких рек центра и юга страны в промышленно развитые регионы севера;
- энергетические ограничения, создающие риск внешнего «управления ростом Китая», для снятия которых приходится идти на мегапроекты типа ГЭС в среднем течении Янзцзы (стоимостью более 20 млрд.долл., высота плотины почти полтора километра в сейсмически опасном районе, искусственное озеро-«зеркало» водохранилища длиной более 660 километров), самое грандиозное гидротехническое сооружение на планете;
- будущий энергодефицит КНР вынуждает его уже сейчас включиться в реальную нефтегазовую борьбу и постараться закрепить эксклюзивно за собой хотя бы один из глобальных источников углеводородов (реально это может быть или Каспийский бассейн, или Зауралье, Восточная Сибирь), что приведет к росту конфликтности геополитики и в целом стратегической нестабильности внешнего положения Китая;
- кризис экспортоориентированной экономики КНР вынуждает делать акцент на развитии внутреннего потребительского рынка, что потребует, по сути, насильственного изменения многовековых привычек и поведенческих стереотипов населения с его культом бережливости, потребует болезненного слома самого менталитета народа Хань. То есть того именно менталитета, который был основой высокой доли накопления и благодаря которому уровень потребления традиционно был ниже общего роста экономики.
Наконец, в основании третьего подхода лежит идеологема и экспертные оценки, что Китай уже полностью готов к роли второй сверхдержавы в рамках биполярного, двухполюсного мира. Однако стремится как можно дольше стратегически маскировать свои истинные устремления и реальный потенциал, чтобы избежать бремени преждевременного военно-политического противостояния с Соединенными Штатами в условиях не до конца решенных внутренних проблем.
При этом указывается на главный изъян КНР как претендента на роль глобального лидера. Изъян, связанный со спецификой положения страны в идейной сфере: нет ни теории (идеологии), ни религии, ни производных от них социальных мифов, которые могли бы стать притягательными образцами для подражания за этническими границами Китая.
Коммунистическая идеология носит в КНР формально-ритуальный, демонстрационно-имитационный характер. Религиозное сознание китайцев принципиально отличается от религиозного сознания других народов. Догмат о «срединной империи», выполняющий традиционную роль сердцевины национального мифа, предназначен лишь для внутренней аудитории. Тогда как для преодоления политико-психологического комплекса «опаздывающего участия» страны в мировой истории предпринимаются попытки приписать именно китайцам авторство всех значимых перемен в жизни человечества: одомашнивание волка (собака), изобретение велосипеда, пороха, компаса, шёлка и т.д.
По сути, у Китая просто нет ни Веры на уровне мировой религии, ни глобально значимой Идеи, ни приемлемых мифов «на экспорт».
Господство голого прагматизма не ведёт к выработке геостратегической Идеи, на которой мог бы базироваться цивилизационный проект «Корпорация Китай». Да и сохранение единства самой КНР лишь на меркантильной, безыдейной основе представляется маловероятным (проблемы Тибета, Синьцзяня, провинций Юга).
В то же время эксперты исходят из того, что деидеологизация — это риск не столько для амбиций собственно Китая, сколько угроза, обращенная вовне. Подчеркивается, что для расширения «Поднебесной» хватит и государственного патриотизма. Но одного только шовинизма для обустройства миропорядка после «победы» будет уже не достаточно. Нет гуманитарного плана, что же делать с уцелевшим «не-китайским» населением. «Перевербовка» которого в свою Веру или Идею, которых нет даже для внутреннего пользования, попросту невозможна.
По этой причине считается, что смысл китайской угрозы будет состоять как раз в том, что КНР может решиться на превентивные меры по принудительной депопуляции ряда приграничных государств в рамках территориальной проекции возросшей совокупной мощи страны.
Как полагают эксперты, вероятность подобной геостратегии будет расти по мере приближения 2019 года — срока завершения четвертого этапа сверхдолгосрочного проекта ЦК КПК установления китайской цивилизации в обязательной для всего мирового сообщества форме.
Как полагают, в качестве опытного, экспериментального полигона для апробации и отработки новых методов глобальной этностратегии Китая, крайне вероятно, может выступить Зауралье отечественной Федерации. Обращается внимание, в связи с этим, на ряд показательных моментов.
Первый. Долгосрочная программа российско-китайского сотрудничества, согласованная президентом Д.Медведевым и Председателем КНР Ху Цзиньтао 23 сентября т.г., рассчитана именно только до 2018 года (то есть, по сути, всего лишь среднесрочная, а не долгосрочная).
Второй. В КНР создан государственный фонд (более 1 млрд.долл.) для скупки в азиатской части РФ земель сельхозназначения, чего достаточно для приобретения на первом этапе 150 тысяч гектаров земель (три крупнейшие агрокомпании РФ имеют в собственности по 400-500 тыс.га.).
Третий. Китайские инвестиционные компании приступили к активному финансированию промышленных проектов на юге Сибири. В планах КНР покупка железорудных месторождений в ЕАО, строительство в регионе двух новых экспортоориентированных ГОКов (до 10 млн. тонн руды в год).
Четвертый. Широко тиражирумые в СМИ планы компаний КНР по покупке знаменитого ЦУМа в центре Москвы, по приобретению участка земли непосредственно в московском Ботаническом саду под строительство трёх 60-ти этажных небоскребов китайского торгово-делового и жилого комплекса (крупного «чайна-тауна»), носят явный характер отвлечения внимания общественности РФ от реальных проектов Китая в Зауралье.
Пятый. Неожиданная кампания в СМИ по реанимации застарелой концепции З.Бжезинского о РФ как «поле бесконтактной битвы» между США и Китаем, а также о разделе РФ между ними (без изменения существующих государственных границ) как о способе оттянуть начало острой фазы их прямого военно-стратегического противоборства.
Шестой. Стремительное развитие китайско-чеченского сотрудничества по широкому спектру вопросов внутреннего развития РФ. Речь идёт, в первую очередь, о тех чеченских тейпах, которые ведут свою родословную от татов — горских евреев. Здесь необходимо сделать пояснение.
Таты значительно уступают другим родо-племенным общностям Чечни, таким как тейпы Беной (из хурритов), Гуной (из русских), Ареной (из индоевропейцев-арийцев), Терксхой (из казаков-тюрков). Однако именно чеченские таты, горско-еврейские бизнесмены Зарах Илиев, Год Нисанов, Тельман Исмаилов и другие при поддержке авторитетов китайской диаспоры контролируют значительную часть оптово-розничной торговли в Москве, включая известный мелкооптовый Черкизовский рынок с преобладанием граждан КНР в качестве торговцев. При этом у татов бытует мнение, что вице-премьер правительства РФ И.Сечин, лоббист китайского вектора экономико-политического курса развития страны, является горским евреем (по материнской линии).
Седьмой. Резкая активизация взаимодействия представителей КНР с мусульманской уммой в РФ. Приоритетом стала практическая реализация идеи исламского банкинга. Ранее китайской стороне удалось продвинуть это на официальный уровень в Казахстане, где была проведена требуемая корректировка банковского законодательства. В РФ глава совета муфтиев Равиль Гайнутдин уже открыто заявил, что свою основную задачу на сегодня он видит в создании мусульманской банковской системы.
Необходимое пояснение. Содержащийся в Исламе прямой запрет на ссудный процент формирует значительную часть мусульманского образа жизни. В связи с этим глобальный исламский проект мировоззренчески альтернативен проекту экстерриториальной финансово-информационной Империи с центром в Старом Свете и с интернациональной элитой поверх исторически сложившихся национальных государств. При таком взгляде на мироустройство Новому Свету (США) и РФ отводится роль лишь бывших мировых лидеров, а ныне провинциальных окраин новой империи.
Именно идеологическое противостояние проекту финансовой империи делает Ислам привлекательным для КНР в плане использования в качестве резервного фронта при проведении собственной геостратегии.
Таким образом, по нашему мнению, в настоящее время целесообразно начать продвижение в эпицентр внимания общественности РФ известный факт угрожающего идейного вакуума в КНР.
Постоянно акцентировать то обстоятельство, что необходимость переоценки прежних китайских меркантильно-прагматических ценностей, равно как и постмодернистских приоритетов потребительской модели поведения людей в рамках нынешней техногенной цивилизации, в Пекине просто даже не рассматривается.
Настоятельно подчеркивать, что Китай — единственная крупная держава, в которой при дискуссии о путях выхода из глобального кризиса совершенно не поднимаются вопросы выработки новой этики будущего мира. Другими словами, что в Пекине, по сути, игнорируется поиск нравственных основ нового типа глобального этно-конфессионального общежития для первой четверти наступившего столетия.
Иначе говоря, следует ясно, чётко и однозначно показать, что лидеры «Поднебесной» самоустранились от задач морального оздоровления межстрановых практик. По сути, только и рассчитывают на получение односторонних преимуществ и выгод именно в тот исторически переломный период, когда неотвратимо произойдёт резкий рост незащищённости людей и целых народов (наций). А также частичная или полная деградация их исторически достигнутой социальной устойчивости.
В указанных целях представляется важным организовать собственными силами совместно с Союзом военных китаеведов при Клубе выпускников ВИИЯ общественные слушания (может быть, в форме заочного «круглого стола») на тему «О пространстве для маневра в однополярном китайском мире».
Итоговые документы обмена мнениями, в случае достижения единства взглядов хотя бы по основным, ключевым вопросам повестки дня, а также в случае выработки общих подходов к конкретным практическим предложениям, было бы целесообразно, как нам видится, оформить в виде письма (пока не открытого) на имя президента и премьер-министра РФ.
АНП, при содействии нашего пекинского корреспондента.
