У каждого жителя долины Дреница своя правда, подкрепленная рядом эпохальных событий. Школьный учитель-мусульманин уверен, что долина принадлежит ему — здесь его предки живут в течение многих веков. Значит, сербы должны уйти, это не их земля. А в нескольких сотнях метров от него в окопе находится серб из соседней деревни, который утверждает: «Сербы здесь жили больше десяти веков, и останутся здесь до самой смерти, это моя земля» . Этих двоих объединяет лишь гений оружейного дела Михаил Калашников. И оба они по-своему правы.
Военная эйфория привлекает все больше дееспособных мужчин. Командир подразделения «Черные тигры» — копия голливудского Рэмбо. Он лихо ведет старенький «Мерседес» и держится за автомат. «Я храбрый! Я могу летать по воздуху! Это моя земля», — говорит он, позируя перед камерой. А вот еще одна трогательная сцена, позаимствованная из арсенала художественного кинематографа: голодный беженец, старик-мусульманин говорит: «Я не могу умереть спокойно, пока сербы находятся на моей земле». И словно в ответ ему серб, окопавшийся в собственной деревне, с удивлением замечает: «Я знаю албанцев, жил с ними вместе, помогал им. И что на них нашло? Сумасшествие какое-то».
Смелости создателей фильма нужно отдать должное. Оператору и режиссеру пришлось изрядно побегать через линию фронта — они снимали панораму долины то со стороны сербских окопов, то со стороны укреплений косоваров, рискуя получить пулю от той или другой стороны. Но больше всего досталось создателю проекта Frontline, британскому журналисту, продюсеру Воану Смиту — он получил две снайперские пули (по счастливой случайности, одна из них застряла в пачке из 500 немецких марок, а вторая пробила сотовый телефон).
«Фильм освещает конфликт с двух сторон. Обычно на войне нет одной правды. Есть несколько правд. И с каждой стороны есть и солдаты, и жертвы, и пострадавшие, поэтому очень важно рассмотреть его больше, чем с одной стороны. И хотя фильм достаточно тяжелый, там много крови, но люди понимали, что это необходимо», — говорил Смит о фильме про Косово во время своего прошлогоднего визита в Петербург. Тем не менее, отображение военного конфликта было все же не до конца объективным. В основу сюжетной линии легли зверства сербских полицейских по отношению к мусульманам, но, как известно, жестокостью отличались обе стороны.
По словам координатора проекта Frontline в России Юрия Бурцева, фильм был снят по заказу частной британской телекомпании Channel 4 в 1998 году. Тогда отношение западных и отечественных СМИ к конфликту разительно отличалось. Для правящего режима Югославии косовские партизаны были террористами, а для всей остальной Европы — борцами за независимость. Именно поэтому фильм, снятый по заказу Channel 4 (именно этот канал показал скандальное интервью с Шамилем Басаевым, вызвавшее негативную реакцию Кремля), уделял больше внимания мусульманам. Между тем, наибольшие трудности у авторов фильма вызвало общение с албанцами — они неохотно давали себя снимать, часто скрывали лица, опасаясь преследования со стороны официальных сербских властей.
«Косово: Долина» — это обыкновенная агитка, считает военный политолог, участник российской миротворческой миссии в Косово Борис Подопригора. По его мнению, значительная часть картины имеет заранее спланированный сценарий и не претендует на истинную документалистику. В то же время, из-за плохой работы авторов в фильме то и дело проскальзывают фактические неточности, раскрывающие истинные намерения «западных оранжистов». «Лента претендует на объективизм, но объективизм — это одна из разновидностей вранья. Можно бесконечно вздыхать и горевать по поводу того, что натворили обе стороны, но правда состоит в том, что косовский конфликт — это провокация Запада, рассчитанная на полное уничтожение Сербии», — заключил эксперт.
Тележурналист Павел Шеремет воспринял фильм не так однозначно. Он согласился с тем, что в ленте существует явный перекос в сторону косоваров, но призвал не приписывать авторам фильма тайного замысла. Шеремет сослался на собственный опыт работы над фильмом о погибшем Пермском ОМОНе: «Когда я закончил фильм и показал его заместителю генерального директора «1 канала», то он спросил: «Думал ли я над тем, какой отзыв у зрителей вызовет подобная картина в год выборов? То есть, он вложил в мой фильм больше смысла, чем я сам».
По мнению представителя миссии ООН в Конго, военного аналитика Николая Берзейтиса, снять войну объективно практически невозможно. Так или иначе, автор столкнется с необходимостью художественной постановки. Переходя к критике увиденного фильма, профессиональный военный посетовал на несвежесть «только что убитых» трупов и заявил, что настоящие партизаны никогда бы не стали показывать лица.
А вот один из лидеров питерского отделения партии «Яблоко» Михаил Амосов считает вполне достаточным, что трупы в фильме настоящие. Он признался, что в ходе просмотра при смене сцен часто ловил себя на мысли, что не может понять, кого показывают в данный момент — сербов или или албанцев. «Это очень важный эффект, о котором говорил Эрнест Хемингуэй. Колокол звонит о всех», — отметил политик. Амосов напомнил о главном вопросе, неизбежно возникающем при обсуждении документального кино о войне: что нужно сделать для того, чтобы этот ужас никогда больше не повторился? Многие уверены, что подобные конфликты могут решаться какими-то другими способами, но война в Южной Осетии говорит о том, что человечество вновь «наступает на одни и те же грабли».
Свою версию происходившего в Косово и Южной Осетии выдвинула научный сотрудник Центра европейских исследований Европейского университета в Санкт-Петербурге Мария Ноженко. По ее словам, конфликт между сербами и албанцами — это неизбежная плата за попытку создания типичного европейского национального государства. Национализм является прогрессивной силой, но у каждой формирующейся нации есть переходная негативная фаза, связанная с защитой национальных границ в кровавых конфликтах. Албанская и сербская нации столкнулись в Косово именно при таких обстоятельствах. Эта теория позволяет разобраться, почему распад СССР прошел практически бескровно, а распад Югославии сопровождался жестокими столкновениями. Русские — носители не национального, а имперского сознания, при развале Союза они не чувствовали своих национальных территориальных границ, поэтому больших войн удалось избежать. Созревающему национальному сознанию албанцев, напротив, не помогли даже финансовые вливания эпохи Тито: чем больше средств «вкачивали» в регион власти Югославии, тем активнее развивалось национально-освободительное движение.
Анализируя причины конфликта, многие эксперты отмечали непредсказуемость и скоротечность его развития, тайную силу генетической памяти, которая на протяжении десятков лет копилась, переходя из поколения в поколение сербов и мусульман. Павел Шеремет образно назвал эту силу инфекцией — ее распространение зависит от множества политических, экономических, социальных факторов. В зависимости от их воздействия, инфекция либо «дремлет», либо начинает активизироваться, вырастает в межнациональный конфликт.
Слова серба, сидевшего в окопе, о том, что «на албанцев что-то нашло, какое-то сумасшествие» действительно отдают мистицизмом. Председатель Санкт-Петербургского общества южных славян «Югославия» Горана Бутурович утверждает, что межнациональных проблем в Югославии не было. Во всяком случае, их не было в Сараево — городе, где она жила. «Этих людей довели до того, что они стали убивать друг друга. Нас разделили на два лагеря, но разве можно быть на чьей-либо стороне, когда речь идет о кровопролитии? Нас зря делят на тех, кто прав и не прав», — сказала она.
Самое страшное, что каждые 50 лет на Балканах рождается поколение, которое начинает войну, считает Николай Берзейтис. Эти люди помнят всю историю своего рода, знают, кто кого убил и кто кого притеснял в прошлом. Проходит время — и бывшие враги снова берутся за оружие.
«Не могу себе представить, чтобы один Милошевич смог настроить весь народ против мусульман одной своей волей. Здесь огромную роль сыграл исторический опыт, передающийся из поколения в поколение», — согласен с коллегой доцент кафедры теории и истории международных отношений факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета Вячеслав Морозов.
Современное политическое устройство мира не только не способствует предупреждению подобных конфликтов, но и не позволяет оперативно на них реагировать, с грустью констатирует руководитель лаборатории политической географии и геополитики Санкт-Петербургского государственного университета Константин Аксенов. По его словам, все в мире устроено так, чтобы обслуживать интересы государств, а механизма учета интересов отдельных групп людей, не ассоциирующих себя с государствами, не существует.
Мария Ноженко продемонстрировала парадокс существующего мирового порядка на реальном примере — Евросоюз поддерживает Косово и осуждает Южную Осетию, а Россия действует ровно наоборот. «Мы все жертвы этой шизофрении. Ее нужно убирать, но для этого придется кардинально изменить мир», — подытожила она.
Признав несовершенство существующего миропорядка, участники дискуссии пришли к неоспоримому выводу: постоянная апелляция конфликтующих сторон к прошлому, переписывание истории в угоду сиюминутным целям неизменно приводит в тупик. В такой ситуации у каждого народа существует «своя правда». Так было и в Косово, и в Южной Осетии, когда осетины и грузины по-разному трактовали свои исторические взаимоотношения с Россией. Павел Шеремет назвал эту искусственную конструкцию «слоеным пирогом веков». «Ни в коем случае нельзя историческими фактами доказывать свою правоту. Люди готовы умереть за свою правду, не замечая, что мир вокруг них меняется очень быстро. Надо говорить, не как было, а как будет», — отметил Юрий Бурцев.
Участники дискуссии в «Росбалте» незаметно сами для себя вывели формулу современного межнационального конфликта, основанного на амбициях политиков, манипулировании историческими фактами и стойкой «долгоиграющей» памяти этносов, живущих на одной территории. Для того, чтобы «инфекция» междоусобной войны пробудилась, иногда достаточно лишь небольшого сбоя в «имунной системе» многонационального государства. Контролировать эти процессы мировое сообщество не в состоянии. Миссия журналистов и документалистов — в том, чтобы показать, что по обе стороны фронта существует лишь одна правда — горькая правда «маленького человека», ставшего жертвой всеобщей политической шизофрении.
Филипп Мостоцкий для АНП
По материалам Росбалт
