Смотрите сами: и в тот раз и в этот власти заявили, что проблема носит системный характер и противопоставить ей надо тоже системные меры. И там и здесь правители с головокружительной смелостью покусились на основы основ. Изъять из российской жизни пьянку или взятки — много ли там останется системообразующего? В обоих случаях власть начинала с разговоров о необходимости опереться на поддержку здоровой части населения. «Речь идет об атмосфере в обществе.
Мы должны создать антикоррупционный стандарт поведения. Без этого ничего не будет», — заявил в начале своего сурового и дальнего похода президент Медведев. Ровно то же самое говорил двадцать четыре года назад «минеральный секретарь» Горбачёв. И даже главный союзник у обоих реформаторов один и тот же. Наши российские женщины. Кто-то может засомневаться: не путает ли чего автор.
Дескать, что касается антиалкогольной кампании — там понятно. Настрадавшиеся от мужниных слабостей россиянки действительно являлись естественными союзницами М.С.Горбачёва. А вот коррупцию наши дамы почему должны ненавидеть? Да потому, что коррупционер — это в основном мужик. И ладно, если б муж. Такую «слабость» многие жёны простили бы. А то ведь это не свой мужик. Это начальник или ещё какой-то чиновник. Довольно часто грубый и неприятный. И терпят от него больше слабые, то есть женщины. Вообще, взятка это маленькое изнасилование. Как и почти любой контакт с отечественными чиновниками.
Не случайно, во всех коммунальных телесюжетах, в этих мелких склоках с властями — ну, когда дом начинают возводить на детской площадке, или когда балкон упал — со стороны населения участвуют по большей части дамы. Они требуют прибытия зампрефекта, наступают на него перед камерой, горячатся. А мужики — они примерно знают, чем дело кончится и не лезут. Кстати, на российском Кавказе, если верить Юлии Латыниной, нашли очень любопытный выход из недостаточно мужественного положения, в котором заведомо находится дающий взятку.
Там продают должность, допустим, министра сельского хозяйства, сразу двум джигитам — и те сами выясняют, кто из них круче. А вы не задумывались, почему в России многие виды и подвиды неформальных денежные отношений не имеют названия? Это ведь тоже не случайно. Это — чтобы припудрить грубую суть. Вот когда вы благодарите врача после операции — это как называется? Да кто ж его знает. Никак. Или, допустим, вы работаете в сетевом журнале, смело обличающем коррумпированный режим и выплачивающем гонорар мимо кассы. Вы что с редактором журнала — совершаете налоговое преступление и лицемерите? Чур меня. Такого в нашей стране даже Новодворская не скажет.
А, допустим, посерьёзней случай: эффективный менеджер заключает договор с другой компанией на покупку оборудования и соглашается немножко приподнять цену. И получает за это в конверте. Он знает точно: если цену немножко не приподнимать, то и жить будешь как последний лох. Что же он, ворует? Этот перспективный парень, вкалывающий по двенадцать часов в сутки и не вылезающий из командировок? Конечно ворует! Он самый обыкновенный жулик. Но таков этот менеджер с вашей интеллигентской точки зрения и с точки зрения владельца компании. А кто он в собственных глазах? И в глазах жены? Неизвестно. Нет такого слова. О, эта целомудренная отечественная недоговорённость. Незримый намёк на движенье.
Песня слышится и не слышится. На самом деле от такого вроде бы пустяка, как выбор слова и определения, очень многое зависит. Совсем не случайно могучий и свободный русский язык, в других случаях куда как меткий, не изобрёл достаточного количества точных, необидных и вместе не лицемерных названий для описанных развратно-поступательных движений. Язык распорядился мудро. В тех странах, в которых интимные товарно-денежные отношения сведены к минимуму, обыватели отзываются про эти наши обычаи старины с обидной брезгливостью.
Забыв, что сами ещё лет триста назад предавались такому же разврату. Причём, главные причины, благодаря которым Запад сумел преодолеть или серьёзно потеснить коррупцию — природно-климатические. Кроме шуток. Я как-то ехал одиноко на машине из Германии и от нечего делать подробно эти вещи проанализировал. Получилась практически формула. Вот смотрите. Германия страна относительно небольшая (относительно России, конечно), с умеренным климатом. Чтобы быстро и без проблем ездить по своей стране, немцы построили автобаны. На многих участках там вовсе нет ограничений скорости. Хочешь ехать 200 километров в час? Да пожалуйста. Ты никому не создашь проблем и всюду успеешь. В России пространства гораздо более обширные.
Раскинуть по всей стране качественную дорожную сеть раз в десять сложнее. Ещё труднее поддерживать её в порядке. Поскольку у нас выпадает много осадков и климат резко континентальный. Даже хорошо построенную дорогу при годовой амплитуде температур от — 30 до + 30 корёжит не по-детски. Специалисты вам подтвердят, что товарищ Паршев на этот счёт не так уж сильно преувеличивает. Значит, ездить по нашим дорогам надо гораздо медленнее, чем по немецким. Гораздо аккуратней. Что и предписывают дорожные знаки.
Соблюдение знаков контролирует служба безопасности движения. Но расстояния-то в России огромные! Чтобы куда-то успеть на автомобиле, надо ехать на высоких скоростях. Таким образом, наш водитель самим ходом вещей запрограммирован передвигаться быстрее правил. Быть всегда виноватым. И вступать в глубоко личные отношения с автоинспектором. Это природа так распорядилась. Зачем-то ей это нужно. А, кроме того, российские дорожные знаки сориентированы на возможности автомобилей «таврия» и «ока». Там, где более скоростная и мощная машина два раза успеет закончить обгон и вернуться в свой ряд, «бешеная табуретка» (народное название «оки») закончить обгона не успеет, поэтому он запрещён на данном участке для всех автомобилей.
А как иначе? Значит, хозяевам скоростных машин опять сама жизнь предлагает выбор: тащиться вслед за «окой» или обгонять через сплошную и, благополучно завершив манёвр, попадать за пригорком к инспектору, который тоже всё понимает про эту жизнь и лишнего не запросит. Мысль о том, что именно обширность российских пространств и непростой климат мешают нам победить коррупцию — спасительна для национального самосознания. В маленьких государствах с умеренным климатом намного легче воспитать чиновника, который на зарплату в пять тысяч евро живёт себе в двухэтажном домике, имеет на семью две машины среднего класса и два раза в год выезжает на отдых за границу. Нам трудно поверить, но ведь это в материальном отношении действительно всё, что есть у крупного французского или немецкого начальника! То есть буквально — всё. Можно просвечивать его рентгеном. Что периодически и делают.
Если обнаружились какие-то затемнения — там, БМВ-семёрку непонятно на что этот немец купил, или шикарный ремонт в домике сделал — будь добёр отчитаться. Иначе ты коррупционер. Запросто могут посадить, а уж с работы-то выгонят обязательно. У нас даже не ключевой государственный деятель, не заместитель мэра какой-нибудь, а милейший районный врач Иван Иванович с зарплатой в двадцать пять тысяч рублей, купивши ту же БМВ, будет искренне возмущён, если к нему придут с вопросами. И, скорее всего, вычислит гадину, которая его подсиживает. Или наглого щенка из налоговой, который не знает жизни. И найдёт на обоих управу. Причём, немец в глубине своей простой души тоже хочет БМВ!
И даже «бентли». И виллу на Лазурном берегу. Он же человек, а не робот. Да, его воспитали так, что нельзя брать неположенное. Это так же неприлично, как хватать за коленки чужих женщин, даже если коленки очень аппетитные. Но ведь хочется! И другие хватают! Вы представьте, насколько заходит ум за разум у немецкого служивого человека, который застал ещё время, когда его советские или российские коллеги ранней поры, выбираясь в европейскую командировку, жадно оглядывали подержанный «опель» и экономили каждую марку, а через три года они же… А через десять лет! Те же самые люди! Как не прийти соблазнам? От соблазнов немецкого чиновника спасает благотворная строгость законов, хотя давно известно, что сами по себе писаные законы почти ничего не значат.
Эта резаная бумага набирает силу лишь тогда, когда у населения, в самой толще народной есть понимание, что брать чужое нехорошо. Даже государственное. Тут причиной снова география: надо пожить тесно, бок о бок, в маленьких каменных городах. Лет триста. Или лучше пятьсот. Притереться друг к другу, осознать свои и чужие интересы и прийти к простому выводу, что красть — нерентабельно. Времени и сил на воровство тратится много, но выходит-то, в конце концов, как в анекдоте про двух ковбоев, которые на спор поели дерьма. Сначала один таким образом выиграл у другого сто долларов.
Потом второй говорит: а спорим, я тоже поем? И отыгрался. Понимание нерентабельности воровства намного быстрее формируется опять же в маленьких государствах. Там, где вора легче догнать. И где воры, которых не догнали, не могут составить значительную и соблазнительную для других обывателей часть населения. Все другие объяснения живучести российской коррупции, кроме географических, не выглядят убедительными. Разве только на коротких временных дистанциях. А потом обстоятельства нашей жизни меняются — и одни причины коррупции, которые были объявлены самыми главными, уходят в небытие, на смену им приходят другие, а сама коррупция всё растёт и растёт. Многие же помнят, как в конце 1980-х очень квалифицированные специалисты рассказывали, что коррупция в основе своей имеет дефицит. Любой: товаров, услуг, ресурсов. Следует его преодолеть, и тогда «барашек в бумажке» (было такое трогательное выражение из русской классической литературы, сейчас подзабытое в связи со снижением общего уровня начитанности населения) — барашек этот сильно уменьшится в размерах. И вот свершилось. Дефициты мы в начале 90-х за счёт освобождения цен преодолели.
Однако начался период первоначального накопления капитала. Коррупция не уменьшилась, а многократно увеличилась. На подкуп мелких чиновников направлялись такие суммы, какие советские министры, генпрокуроры и секретари обкомов видели только в иностранных фильмах. Новые или те же самые специалисты вполне убедительно объясняли населению, что этот период надо пережить. Вот сейчас они всё поделят, и начнётся более спокойное течение жизни. Так оно, в общем, и случилось: жизнь в первом десятилетии двадцать первого века оказалась (по крайней мере, до начала мирового кризиса) более упорядоченной, чем в лихие, флибустьерские, беспредельные 90-е годы века минувшего. Но коррупция-то в 2000-е опять выросла в несколько раз! Это отмечают все, не только Георгий Сатаров.
Если же сравнить нынешний уровень мздоимства с наивным и трогательным концом 1980-х, когда бесстрашные следователи Гдлян и Иванов на глазах у страны вели борьбу против хлопковых миллионеров — та коррупция смотрится какой-то рыбацкой избушкой рядом с Москвой-Сити. Причины нового роста опять понятны и убедительны: в страну приходило много нефтяных денег. В общем, президенту Медведеву определённо надо что-то делать с географией и климатом. Или женщины в этот раз помогут?
Автор Виктор Шацких
