Национализм как инструмент

Одна из ведущих представительниц либерального лагеря в России, Юлия Латынина, пишет о неизбежности национализма. Согласитесь, это более чем серьезный симптом.

Алексей Навальный заявил, что идет на «Русский марш», и российская леволиберальная интеллигенция сильно возмутилась.

Поскольку тему национализма в современной России обсуждать неприлично, как неприлично обсуждать секс в викторианской Англии, хотела бы для начала обозначить свое отношение к предмету.

Для меня национализм является одной из массовых тоталитарных идеологий. Это типичная идеология толпы, которая появилась со всеобщим избирательным правом и является, в общем, неконструктивной и разрушительной.

Совершенно не случайно, что сама идея «патриотизма» (Allons enfants de la Patrie) появилась с Великой французской революцией, когда впервые в новейшей истории человечества возникло всеобщее избирательное право. Люди, которые свергли короля и приняли Декларацию прав человека, пытались найти какой-то новый способ объединиться в общность. И объединились по национальному признаку: «Мы французы, мы свободная нация — а все остальные служат тиранам — душителям свободы».

Опять же не случайно, что второй раз идея патриотизма появилась как рабочий инструмент в бисмарковской Германии, когда канцлер Бисмарк ввел всеобщее избирательное право для мужчин: именно чтобы разбавить вольнодумцев и либералов патриотами.

Национализм такого рода просто не мог существовать в феодальной и аристократической Европе, потому что граф в Германии или России чувствовал большую солидарность с графом из Франции или Англии, нежели с простолюдином из собственной страны, даже если страны воевали между собой.

При этом аристократизм тоже предполагал служение Отечеству. Разница заключалась в том, что плебей-националист, исповедующий национализм как идеологию толпы, полагает, что «я — русский (или я — француз, или я — немец, или я — чеченец), поэтому я самый хороший, поэтому мне все должны».

Аристократ же полагает, что «я — русский, поэтому я должен служить России».

Насколько для меня позитивен и важен аристократический национализм, который налагает на человека некий свод обязанностей (я — русский, я родился в этой стране, поэтому я должен служить этой стране), настолько для меня отвратителен национализм быдла, которое заявляет, что «я — русский, поэтому я — замечательный».

Нацизм и коммунизм

Это, так сказать, о моем личном отношении к предмету.

Но у меня есть два очевидных вопроса.

Есть национализм, идеология для толпы, которая кончилась Гитлером, Освенцимом и т.д., и есть социализм, идеология для толпы, которая кончилась ГУЛАГом, Пол Потом и пр. Это две одинаково тоталитарные идеологии, которые вместо того чтобы превращать человека в индивидуума, делают его частью толпы и выписывают ему индульгенцию на любые зверства.

Но я как-то не вижу, что между вредоносностью этих двух идеологий ставится знак равенства.

К примеру, приходит человек и говорит: «Цыгане в России торгуют наркотиками». Что, кстати, является легко подтверждаемым наблюдениями фактом. Этого человека сразу закидывают помидорами. «Как ты можешь так говорить? Ты — фашист!»

А вот приходит человек и говорит: «Социальные гарантии должны быть у всех». И этому человеку никто не говорит: «Эй, парень, ты на скользкой дорожке! Твои благие намерения ведут в ГУЛАГ!»

Отношение леволиберального сознания к этим равно тоталитарным идеологиям почему-то совершенно разное. Каждому, кто поднимает национальный вопрос, сразу шьют Брейвика и Гитлера. Но социалисту никогда не шьют ГУЛАГ и Пол Пота.

Вторая проблема заключается в том, что для леволиберального сознания есть два очень разных нацизма — нацизм европейцев и нацизм побежденных ими народов. Первый клеймят праведным гневом, а второй объявляют «естественной реакцией угнетенных».

Приведу простой пример. Представьте себе, встанет немец и скажет: «Проклятые евреи! Их надо убивать». Немца затопчут на месте, как он того и заслуживает. А представьте себе, встанет араб и скажет то же самое. И вся леволиберальная тусовка, особенно европейская, как-то замолкает в смущении, потому что если это говорит араб, то это как бы не то, что говорит немец.

Националистов-колонизаторов топчут и рвут на части. Бедолагу Кювье, полагавшего, что черты лица черной расы «явственно напоминают о близости ее к обезьянему племени», стирают в порошок (совершенно по этому пункту заслуженно). Но вот о том, что случилось, когда эта самая черная раса освободилась, когда Родезия превратилась в Зимбабве, когда в ней начали резать белых фермеров, когда земля, бывшая житницей Африки, превратилась в пустыню и вместо демократии и свободы начался Роберт Мугабе — об этом говорить как-то не принято.

У левой интеллигенции очень неравное отношение к тоталитарной идеологии под названием «национализм», с одной стороны, и к тоталитарной идеологии под названием «социализм» — с другой. При этом  левая интеллигенция никогда не прощает национализма европейцу, но не замечает или легко мирится с самым отвратительным нацизмом в странах третьего мира.

Российское леволиберальное сознание вопроизводит это общее клише полностью и целиком. Российский национализм («я — русский, поэтому я лучший») считается мерзостью. Чеченский национализм («я — чеченец, поэтому я лучший») просвещенной публикой не обсуждается.

Попробуйте предложить в просвещенном обществе для обсуждения тему «Банда нацистов отрезала дагестанцу голову и вывесила это в Интернет». Тему поддержат. А вот рассказ одного моего знакомого, кстати, офицера из «Альфы». В доме на Ленинском, где он купил квартиру, обосновалась довольно мощная чеченская община. И дети этих чеченцев завели привычку: плевать в проходящих русских. Попробуйте предложить для обсуждения эту тему. Боюсь, сам факт того, что вы упоминаете такую историю публично, будет расценен как ваша идейная порочность.

Но, ребята, что вы хотите? Если эту тему не будете обсуждать вы, ее будет обсуждать улица. И если на «Русский марш» не будет ходить Навальный, то на него будут ходить отморозки пополам с агентами Кремля.

Когда государство сильно, каждый из населяющих его народов соблюдает его законы одинаково. Когда государства нет, то каждый из населяющих его народов нарушает законы по-разному.

Кавказцы и русские не соблюдают законы по-разному. Потому что на Кавказе сохранился род и потому что люди, у которых сохранился род, заменяющий государство, по определению ведут себя по-другому, чем люди, у которых рода не сохранилось, у которых вместо рода единственное возможное объединение — это толпа, та толпа националистов, которую мы, собственно, видим.

Я  небольшой любитель русского (и всякого другого) национализма. Но всякая идеология есть то, что из нее можно сделать. Любая идеология — это функция, которая может принимать самые различные значения.

Эстонский национализм, или литовский, или латвийский, всегда воспринимался леволиберальным сознанием как нормальный и, более того, привел к созданию рационально и нормально устроенных обществ.

Почему российскому национализму отказано в возможности быть нормальным? Ребята, если вы ему отказываете в возможности быть нормальным, он точно будет ненормальным.

Я хорошо понимаю Навального. Он политик, для него национализм — инструмент. Это очень опасный инструмент. Но других инструментов у тех, кто попытается реально реформировать Россию, нет. Потому что если рассказывать, что Россию мы реформируем с помощью всеобщего избирательного права и обещаний всеобщего благосостояния, то, ребят, это немножко нереально.

Я не политик. У меня инструменты другие. Но всякая идеология есть ровно то, что из нее сделает государственный деятель, ей пользующийся. Мао Цзэдун с помощью идеологии коммунизма строил коммунизм, а Ден Сяопин с помощью той же идеологии построил рынок. Гитлеровская Германия мне претит, на бисмарковскую я без особого восторга, но согласна.

Мне не нравится национализм как идеология. Я согласна на национализм как на инструмент.

Юлия Латынина, Ежедневный журнал — http://ej.ru/?a=note&id=11424