Родственники тех, кто был схвачен силовиками и увезен в неизвестном направлении, после чего бесследно исчез, годами добиваются расследования — как правило, безуспешно. Справедливость они находят лишь в Европейском суде — счет выигранных ими решений перешагнул на вторую сотню.
Правда, все эти решения российские власти считают ошибочными — о чем только что заявил ее представитель в Европейском суде Георгий Матюшкин. И он обжаловал их в Большую палату, полагая, что суд «вышел за пределы своей субсидиарной компетенции». Ибо, разбирая дела об исчезновении граждан, сформулировал «юридическую презумпцию смерти этих людей», а она «ничем не подкреплена»: доказательств, что человек умер, нет.
«Свидетели в Европейском суде говорят, что приехали люди на бронетранспортерах и арестовали человека — после чего никто его не видел, — рассуждает Матюшкин. — Но человек был арестован неизвестно кем: все говорят по-русски, и все ходят в камуфляже и с оружием. Я считаю, что Европейский суд подменяет суд первой инстанции: родственники должны были подать заявление в районный суд города Грозного об установлении факта, имеющего юридическое значение, то есть о смерти человека, и установить его в рамках национальной судебной процедуры.
И лишь потом, если бы дело не рассматривалось, подать жалобу в Европейский суд…» Это не просто схоластика: мол, сперва установите в российском суде факт смерти (признать его — за редкими исключениями — можно не ранее, чем через пять лет), а уже потом идите в Страсбург. Это, скорее, кощунство. Надо ли так понимать, что на самом деле пропавшие, возможно, живы, но их недобросовестные родственники пытаются обманным путем «раздеть» Россию, требуя в Европейском суде компенсаций? Доказать гибель людей в Европейском суде можно не только путем предъявления решения российского суда. Если проходила «зачистка», после которой люди исчезли и в течение многих лет не дают о себе знать,
— что еще должны полагать родственники, как не то что они убиты? Но этому их убеждению Георгий Матюшкин противопоставляет не факты, доказывающие, что люди живы, а процедурные зацепки. И скромно не упоминает, что, во-первых, есть немало решений Европейского суда, где констатируется, что люди впоследствии были найдены убитыми (при этом обстоятельства показывают, что к этому могли быть причастны только федералы).
А во-вторых, что в этих решениях, как правило, жестко констатируется, что российские власти не дали никаких объяснений обстоятельств смерти мирных граждан, не представили оснований для оправдания действий военных, применивших чрезмерную силу, и отказались представить Европейскому суду запрошенные им документы… Впрочем, в ближайшем будущем, как надеется Матюшкин, ситуация изменится в лучшую для российских властей сторону: в Минюсте подготовлен проект закона о компенсациях гражданам, которые пострадали при террористическом акте или при проведении КТО.
«Когда он станет законом,
— уверяет он, — а я надеюсь, что это произойдет быстро,
— все жалобы на нарушения при проведении КТО в Чечне или где-либо еще будут возвращены из Страсбурга на национальный уровень, чтобы граждане подавали заявления о выплате компенсаций». Надежды Матюшкина связаны с опытом Турции: по его словам, после того как в 2004 году там приняли аналогичный закон, «все жалобы граждан Турции на действия сил безопасности были возвращены из Страсбурга». Заметим: такой закон не помешает гражданам обращаться в Страсбург — например, выражая несогласие с суммой компенсации.
Что касается уже принятых жалоб — регламент Европейского суда не предусматривает их возврата по причине принятия в России какого-либо закона. Тем не менее симптоматичен сам подход: российская власть озабочена не массовыми нарушениями прав граждан, а лишь тем, чтобы затруднить им возможность добиваться справедливости.
Автор Борис Вишневский
