Революция в России неизбежна?

Причем причины назывались довольно схожие: превращение большевиков (в версии Искандера — социалистов) в консервативных коррумпированных чиновников, распад экономики, лишенной «живительной частной инициативы». И все, что характерно, сбылось. Но не сразу… А через многие десятки лет. Кризис – это кульминация болезни, болезни режима или всего государственного устройства. После кризиса либо наступает облегчение или выздоровление, либо «доктор сказал «в морг», значит – в морг».

Те, многочисленные авторы, которые начиная с сентября прошлого года наперебой констатировали исчерпанность путинской социально-экономической модели, безусловно, правы. Правы они и в том, что данная исчерпанность неизбежно приведет к политическому кризису. Вопрос, однако, в точности диагноза. Социально-экономическая и идеологическая исчерпанность «застойной» (брежневской) модели проявилась уже в середине семидесятых, а первый острый политический кризис — только в феврале-мае 1988 года, спустя десять лет. Это события в Карабахе, Армении и Азербайджане (кризис национальной политики) и публикация «письма Нины Андреевой» в «Советской России» 13 марта (раскол в Политбюро).

Ельцинский период тоже знал всего три полноценных политических кризиса: противостояние «ветвей»: с декабря 1992 по декабрь 1993 года; противостояние придворных группировок Коржаков vs Чубайс (январь – июль 1996 года); борьба с региональной фрондой (март 1999 – октябрь 2000 года). Из всех трех кризисов группа Ельцина (потом Ельцина-Чубайса) вышла победительницей, но последней своей «победы» ельцинизм не пережил. Даже во время Первой русской революции политический кризис прослеживается только с лета 1905 года и завершается через год арестом организаторов Выборгского воззвания.

Посему никаких признаков политического кризиса – в форме распада правящей группировки, открытого противостояния политических сил, поляризации гражданского общества — у нас не наблюдается. Политический кризис в Украине, Грузии, Пакистане и на Мадагаскаре. Наша партия власти очень гибко меняет кадровую и экономическую политику: пачками выбрасывает неспособных бюрократов, привлекает успешных политиков, выскальзывает из-под засилья госкорпораций… Все вышеуказанное, однако, совершенно не перечеркивает неминуемость новой революции в нашей стране. Поскольку существующая модель режима, модель «общественного договора» в стиле «ешь и молчи» (Муссолини) и «друзьям – все, остальным – закон» (Салазар) действительно потерпела крах.

Эта революция будет «второй» (относительно событий 1989-1993 годов) и Пятой русской революцией (если считать от освободительного движения 1905-1906 годов). Ее ближайшая цель — очевидна и обусловлена историческими закономерностями — свержение феодальной, по сути, «паразитарной» власти силовой олигархии и магнатов государственно-монополистического бизнеса. Так сказать, «бей ментов, чекистов и олигархов». Пафосом этой революции будет защита «простого» народа (включая малый и средний бизнес) от коррупции, диктата и произвола.

И с точки зрения долговременной исторической перспективы не так важно, пройдет эта революция под демократически-правозащитными или националистическими лозунгами. О неизбежности революции в стратегической перспективе говорит твердая решимость властей провести второй процесс Ходорковского. Очевидно, что выйди экс-владелец «ЮКОСа» из суда оправданным, он станет естественным духовным вождем объединенной оппозиции. Новое осуждение Ходорковского похоронит в глазах либеральной интеллигенции все надежды на мирную эволюцию режима. Трудно будет вообразить ту степень ледяного омерзения, которое испытают либеральные «эволюционисты» к медведевскому режиму, узнав о новом приговоре своему кумиру – МБХ.

В тот же миг либеральная интеллигенция, которая сейчас прилагает все усилия для антиреволюционного смыслопроизводства (по моим подсчетам, интеллектуалы тратят сейчас значительно больше сердечного жара, уговаривая радикалов не делать революцию, чем на убеждение власти подвигнуться на реформы), это безнадежное дело прекратит. Напротив, начнется интенсивное формирование революциофильских смыслов (типа «лучше один раз стоя, чем всю жизнь — на коленях»). Что в России всегда означает наивернейшую примету – революция будет. Хотелось бы, чтобы она была мирная, бескровная, прошла под правозащитными лозунгами и привела к власти титанов духа и прочих мужей чести. Ходорковского освободит революция.

И, возможно, в ее первые – медовые — месяцы он сыграет роль русского «маркиза де Лафайета». Поскольку сейчас у руля находится вторая за 100 лет послереволюционная власть, она, естественно, делает все, чтобы новая революция не случилась. Советская власть делала все, дабы избежать нового Октября. Исходя из собственной, ими же сфальсифицированной истории («Краткий курс», Истпарт…), вожди КПСС считали, что революцию в России может сделать только разветвленная, хорошо законспирированная подпольная организация лидерского типа, которая оседлает народное недовольство и отшвырнет («сорвет все и всяческие маски») всех либеральных и левых попутчиков.

С учетом этих построений все было сделано для недопущения появления нового большевизма. Но злая судьбинушка жестоко коммунистам отомстила, превратив советский истеблишмент в «меньшевиков». Антисоветская революция вышла не из подполья, а из редакций и клубов избирателей. Вот почему мы увидели нечто, напоминающее Великую французскую или Первую русскую революции (но с иным, победным финалом) – три года подъема, затем — нарастающий спад, после — полоса реакции. Нынешний режим также делает все, дабы избежать новой революции (в их терминах — «майдана»). Но в этот раз действия направлены на то, чтобы не пришла новая перестройка, не было самоорганизации гражданского общества, не было общей идеи реформы. Общество атомизировали и растлевали. Но именно поэтому, став гомогенной массой, общество, при соответствующих условиях, и вспыхнет разом.

Скорее всего, неизбежная революция будет иметь характер политического обвала – подточенное доверие к режиму внезапно рухнет в одночасье, и, на фоне миллионных демонстраций, власть распадется. Все сказанное о пока еще значительном запасе политической прочности путинизма совершено не перечеркивает мою твердую уверенность в том, что внутри правящей группировки идет суровая подковерная борьба, дошедшая даже до стадии подготовки латентных дворцовых переворотов. Что проявляется в периодических усилиях по дискредитации, с одной стороны, Медведева, как «либерала и законника» (ему подсовывают на подпись один закон антиконституционней другого), а с другой – в нарастающих нападках на путинскую финансово-экономическую политику и в целом на его режим в СМИ, демонстративно близких Медведеву.

Если попытаться очертить основные группировки, которые вот-вот сойдутся в смертельной (поскольку этика компромисса им глубоко чужда) схватке за власть и ресурсы, то их, по меньшей мере, пять. Во-первых, это так называемая «вертикаль» — бюрократия центрального аппарата, которой формально подчинены как ведомства, так и региональные власти, включая структуры «Единой России», а также, опосредованно, бизнес и культура. Именно на усиление этого аппарата были направлены все действия при Ельцине и Путине. Но у них нет ничего, кроме бланков и телефонов с гербами. Во-вторых, это так называемые «чекисты», еще точнее, «чекистский крюк» (по изумительному выражению бывшего главы наркоконтроля Черкесова) — группа выдвиженцев из КГБ, «силовая олигархия», взявшая под неформальный или слабо формализованный контроль и государство, и крупный бизнес, а также «надстройку» — СМИ и псевдогражданские структуры, включая «заказные» партии. Вся их сила основана на парализующем страхе перед органами. Реально же их влияние идет только через Путина, и, с его отставкой, наши «неодворяне» (по не менее блестящему определению Патрушева, ведь первоначально российские дворяне были боярской дворней, «сдавшей» своих сюзеренов-бояр опричникам) идут себе… «Avanti Populi, а дальше по полю».

В-третьих, это региональные «бароны», которые в условиях кризиса могут попытаться установить контроль над подпадающим под их «территориальность» бизнесом, контролирующие местных правоохранителей, местные СМИ и местные ячейки партии власти. Их власть – реальна и близка для простого человека. Именно губернаторам предстоит расхлебывать последствия кризиса и безумной путинской фискальной политики, от их умения зависит сохранение мало-мальски приличных условий жизни, привлечение инвестиций, сохранение рабочих мест. В-четвертых, это «менты» — среднее звено милиции, ФСБ, налоговиков и прокуратуры, то есть сила, имеющая реальные возможности «вязать и разрешать», которые в условиях глубокого социально-политического кризиса превращаются в джокера.

Именно на них будет возложена постыдная роль карателей в дни агонии режима, и именно их генералы, трясущиеся как желе, в минуты торжества народного движения будут готовы присягать любому Временному, Революционному или Народному правительству. В-пятых, это «мистеры миллиарды» — крупный и сверхкрупный бизнес, которому надоело трястись от страха перед «чекистами» (и поэтому им нужна «оттепель» и «верховенство закона»), но которому нужна сильная – своя – центральная власть, могущая защитить их от загребущих лап национализации «по Лужкову».

Вот эти силы и сойдутся в смертельном клинче в случае настоящего политического кризиса. Именно их рекомбинации и постоянно меняющиеся коалиции определят рисунок революционных событий. Наверное, забавно гадать сейчас на кофейной гуще, когда будет политический кризис. Он будет. Точка. Публицистика его не приблизит и не отдалит. Важнее подготовиться к нему, чтобы не повторять ошибок российских демократов 1989-1991 годов, которые не знали, какую политическую и экономическую модель они хотят создать.

Поэтому оппозиционным умам стоит, забыв про верхушечные драки «бульдогов под ковром», сосредоточиться на обсуждении вариантов обустройства России после распада путинизма, уже сейчас мысленно писать новые законы, новую конституцию. Попробуем заглянуть «за горизонт» и поставить задачи вождям новой Русской революции. Прежде всего, они должны быть политическими демиургами, поставить себя «вне добра и зла». Это не значит, что они могут позволить себе ложь, произвол и корысть. Наоборот, история учит, что как только революционеры позволяют это себе, они очень быстро создают предпосылки для того, чтобы стать жертвой чистки, быть отброшенными в политическое небытие еще более наглыми лжецами, еще более жестокими палачами и еще более беспринципными хапугами.

Само стремление к самосохранению требует от революционеров поддержания рыцарственного этоса, сохранения личной порядочности, корпоративной солидарности, близости к народу… Но революционные вожди должны быть готовы отбросить условности политического процесса, иметь волю провести все необходимые меры. Давайте подумаем, как могут разворачиваться события во время широкомасштабного политического кризиса, перерастающего в политическую революцию.

Очень важно попытаться представить, какими могут быть структуры и функции органов власти во время переходного периода, в условиях подъема массового протестного движения. Для этого необходимо учесть три важнейших фактора. Прежде всего, это место народно-революционного (оппозиционного) движения в структуре власти. Оно может, во-первых, практически полностью доминировать — Народные фронты в Восточной Европе, странах Балтии и Закавказья в 1988-1991 годах. Оно может быть частью более широкой общественно-политической коалиции, подобно тому, чем была «ДемРоссия» в 1991 году, или одна из антифашистских партий в странах Западной Европы после Второй мировой войны, или в Испании и Португалии в середине семидесятых, после падения диктатур.

Но могут быть и сценарии, когда общественно-политическая коалиция, частью которой является революционное движение, в свою очередь является только частью широкого антидиктаторского альянса, включающего значительные сегменты госаппарта, бизнеса, силовых структур. Этот вариант, когда безумие агонизирующего режима или попытка путча на время, объединит буквально всех. С одной стороны, это создаст наиболее быстрый, политически «комфортный» сценарий свержения режима, но это же и разбавит революционные силы массой очень непоследовательных союзников, быстро превращающихся в противников. Если говорить о вариантах прихода к власти революционной оппозиции, то, прежде всего, самый драматический вариант – это стремительный крах режима в жестких обстоятельствах (расстрелы митингов, аресты, бунты и беспорядки).

Значительно более мягким и, с моей точки зрения наилучшим, вариантом будет мирная передача оппозиции власти в условиях работы круглого стола. Возможен, хоть и маловероятен, сценарий постепенного занятия оппозицией ключевых должностей в результате нескольких циклов свободных выборов, поскольку правящий истеблишмент в условиях консолидации гражданского общества будет вынужден соблюдать приличия. При этом ситуация в государстве может быть самой драматической – в виде обвального краха и катастрофического распада. Более мягкий сценарий будет возможен в условиях раскола правящей группы, раскола партии власти. В этом случае политическая борьба будет происходить в форме поэтапного «перетягивания каната». Совсем легкий вариант смены режима произойдет в условиях морального банкротства и политической изоляции правящей группы (но, как уже говорилось, тут платой будет множество неустойчивых и коварных союзников).

В случае самого «простого» и благоприятного развития событий для революционной оппозиции, она должна просто заявить, что формирует временный коалиционный кабинет, задача которого провести свободные и честные выборы в парламент или в учредительное собрание, и предпринять антикризисные действия.

В случае выборов парламента ему будет поручена также разработка поправок в Конституцию либо разработка временного конституционного акта. Для соблюдения принципов демократии должно быть обозначено, как это было в Португалии в середине семидесятых, что после так называемых «учредительных выборов» (первые выборы в новый представительный орган высшей власти) места в правительстве будут перераспределены в соответствии с итогами голосования. Естественно, что в случае политической гегемонии народно-революционного движения структура органов переходного периода будет достаточно проста: временное (коалиционное, то есть политическое) правительство, временные администрации на региональном и муниципальном уровне, новый парламент (либо ассамблея представителей общественных сил с законодательными функциями, работающая до тех пор, пока учредительное собрание не разработало проект (проекты) конституции и избирательное законодательство и на их основе не избран новый парламент).

При этом возможно, что в течение первых нескольких послереволюционных лет параллельно с новыми органами власти и новым парламентом будет существовать аналог «стражей исламской революции в Иране» — некий Высший революционный комитет (или Совет народной бдительности) с полномочиями: накладывать вето на любое административное решение или закон, законодательной инициативы, снятия с выборов любой политической силы или кандидата, наносящих гибельный вред революции. В том случае, если смена власти будет происходить эволюционно, при «договорной» передаче власти или ее перераспределения, структура органов переходного периода будет выглядеть значительно сложнее, поскольку включит в себя систему институтов, в рамках политического компромисса, гарантирующих старой элите или частям госаппарата достаточное влияние на переходный период.

Именно в такой ситуации возникает раздвоение исполнительной власти, которая делится между временным политическим органом (его можно назвать Комитет национального спасения), или временной администрацией, и временным беспартийным правительством специалистов (так называемое Техническое правительство). В случае раздела власти (типа польского исторического компромисса 1989 года – «президент наш, премьер ваш»), очевидно, будет создана (как это сделано сейчас при переговорах между ФАТХ и ХАМАС в Палестине) еще более сложная властная конструкция, предусматривающая создание: коалиционного правительства или антикризисного правительства (кабинет специалистов); общенационального круглого стола; системы созданных круглым столом комитетов: по законодательной реформе, по подготовке выборов, по политической реформе…

Если оплотом старого аппарата становится президент, готовый идти на компромисс с народно-революционными силами, то правительство (либо его часть) становится вторым, революционным, полюсом власти. В этом случае правительство является политическим органом, носит коалиционный характер. Если оплотом народно-революционных сил становится новый президент, готовый идти на компромисс со старым аппаратом, то правительство автоматически превращается в оплот консервативных сил. Поэтому революционеры будут стремиться свести его к функциям только и исключительно антикризисного кабинета специалистов.

Функции этого правительства будут заключаться лишь в работе по обеспечению жизнедеятельности страны, поддержанию закона и порядка, а также гарантировать равные условия для всех субъектов (акторов) политического процесса. Очень важно отметить, что в условиях революционного кризиса, а тем более в условиях утраты монополии на власть, партия власти неминуемо расколется. Поэтому планы нынешних радикалов запретить ее участие в выборах – нелепы. В обстановке распада режима народно-революционное движение должно будет заявить, что оно готово войти в состав широкой антидиктаторской коалиции и коалиционного правительства национального спасения.

В ситуации, когда возможно соблюдение правил игры, оппозиция должна настаивать на том, чтобы создавались новые органы власти и проводилось изменение государственного устройства и правовой системы страны только в результате деятельности общенационального круглого стола с участием всех реальных общественно-политических сил. Разумеется, оппозиция должна быть готова предложить кандидатуры уважаемых высококвалифицированных специалистов в состав антикризисного правительства, выдвинуть свои предложения по законодательным изменениям и политической реформе, а также по антикризисным мерам. Очень важно, чтобы при переговорах с властями оппозиция четко выдвинула предварительные условия, без выполнения которых говорить о переходе к демократии просто смешно. Это, прежде всего:

Автор Евгений Ихлов