Все это свидетельствует о растущем религиозном самосознании мусульман — жителей российских городов, которые при этом не желают отказываться и от благ городской жизни. Казалось бы, все отлично, отечественные мусульмане адаптируются к современной жизни, но при этом и веру не теряют: в той же Москве существует уже более сорока исламских общин. Однако, если приглядеться, адаптация эта носит специфический характер — она происходит за счет обособления, замыкания верующих на своих внутренних интересах и проблемах.
Религиозная идентичность усиливается, но что происходит с идентичностью гражданской? Не отходит ли она на второй план? А радикальный ислам тут как тут и всегда готов ловко просочиться в открывшийся зазор. Именно с такой проблемой сталкиваются наши европейские соседи. Конечно, можно возразить, что тамошние мусульмане — эмигранты, недавно осевшие в Европе в результате краха колониальной системы, а наши давным-давно в России — с ними проще.
Но радикальному исламизму нет дела до этих различий, для него все мусульмане свои. И противостоять ему надо, не уповая на преимущества, которые дала нам история. Европейцы решают проблему интеграции исламского населения по-разному. Наиболее решительно этим занимаются французы. Именно они в 2004 году приняли закон о запрете ношения религиозных символов в государственных учебных заведениях.
В первую голову это коснулось мусульманок: крест засунул под рубашку и никто не увидит, а хиджаб под одежду не спрячешь, его надо снимать. Закон вызвал протесты французских мусульман, но далеко не всех. Многие согласились, что идея светскости — одна из основополагающих в политической жизни страны — не так уж плоха. Публичное пространство не только закрыто для подчеркнутой демонстрации религиозности, оно нейтрально, а значит, в идеале, позволяет общаться на равных. Все вначале французы, а потом уже мусульмане, христиане, иудеи или зороастрийцы.
Религиозная нейтральность государства делает его и отличным арбитром в конфессиональных спорах, оно просто-напросто не дает ни одной религии взять в обществе верх над другой и закрывает дорогу дискриминации меньшинства большинством. Российские мусульмане отнеслись к французским запретам хуже французских. Для них они сами выглядели настоящей дискриминацией. Что не удивительно. Наша светскость, хоть и прописана в конституции, практикуется однобоко.
Если бы кому-то пришла в голову идея запретить мусульманские платки в школах, то православных крестов это бы не коснулось никогда. О нейтральности государства в таких вопросах у нас обычно предпочитают не вспоминать. Гораздо больший энтузиазм вызывает у российских мусульман Британия. Еще бы. Там сам архиепископ Кентерберийский поддержал применение законов шариата в семейном законодательстве: уж слишком исламское отличается от британского. В прессе, правда, поднялся немалый шум, архиепископа обвинили в предательстве не только христианства, но, что страшнее, «британскости», хотя ни один из его критиков не сумел внятно объяснить, что это за «зверь».
Однако несравненно больший шум поднялся, когда видный лейбористский политик Джек Стро заявил, что ношение хиджаба мешает интеграции мусульман в британское общество. Его дружно обвинили в нетерпимости, самом страшном общественном грехе Британии. Толерантность — это краеугольный камень межрелигиозных отношений в Великобритании. С младых ногтей здесь учат уважать конфессиональные различия, и государство консультируется с религиозными общинами, прежде чем что-то предпринять в этой сфере. В отличие от Франции, принятие решений о ношение религиозных символов в школе в 2007 году было отдано на откуп школьной администрации.
Ей виднее, какую реакцию вызывает вид хиджаба или, скажем, сикхского тюрбана. Если это воспитывает у других учеников терпимость и уважение к тем, кто от них отличается, тогда «олрайт», носите на здоровье. Если же ведет к обособлению религиозных меньшинств и, не дай бог, конфликтам с ними, тогда полный назад. Культ терпимости кажется выходом из положения. Это вам не холодная нейтральность власти, все пожелания учтены, и государство выступает доброй тетушкой, мастерицей выстраивания добрососедских отношений.
Но абсолютизация толерантности имеет свои недостатки. У французов не возникает вопросов, что такое быть французом, принцип светскости скажет им об этом с обескураживающей прямотой: вначале гражданин, потом верующий. В Британии граница между религиозной идентичностью и идентичностью подданного британской короны размыта. Каждый раз она как бы устанавливается заново в зависимости от тех или иных обстоятельств. Не удивительно, что буря дискуссий о «британскости», вызванная «шариатской инициативой» главы церкви Англии, не дала никаких результатов. Попробуй определи то, что в изменчивости своей не уступает Протею.
Не удивительно, что и радикальный ислам чувствует себя в этих условиях преотлично. Когда религиозные общины делят между собой публичное пространство, вышибая у властей ту или иную льготу, радикалы всегда найдут поддержку у тех, кто считает себя обделенными по сравнению с более удачливым соседом. Аналогичным дележом занимаются и у нас в России. С тем, однако, отличием, что никакой объективности от властей здесь никто не ждет. Следовательно, и обиженных больше, и радикалам есть где развернуться.
Начисто отсутствует и толерантность (зато ее западные перегибы все критикуют с удовольствием). Российские муфтии даже друг к другу относятся нетерпимо, скандалы в отечественной умме стали притчей во языцех. Что уж говорить о терпимости к чужим. Власть же предпочитает жестко и не особо вникая в детали бороться с исламизмом. Когда болезнь запущена — не до толерантности. Как же мирить религиозную и гражданскую идентичность на основе того, чего нет? Оба подхода — французский и британский — имеют свои достоинства и недостатки. Объединяет их то, что они пытаются решить одну из ключевых проблем современности — гражданской интеграции людей с разными религиозными взглядами.
Любопытно, как долго мы будем наблюдать за этими попытками со стороны, как болельщики с трибуны, вместо того чтобы хоть чему-то учиться. Либо разумной терпимости к религиозным различиям, либо нейтральности государства в области веры. А лучше тому и другому сразу.
Автор Борис Фаликов
