И. Поморцев. РУССКИЙ БУНТ. Ч. 5.

3. За излишеством продается пожилых лет прачка за 250 рублей.  

4. Продается хороший лакей 57 лет, башмачник с женой, она шьет в тамбур и золотом, с сыном пяти лет, с грудной дочерью, которые поведения хорошего…

5. Продается каменный дом с мебелями, также пожилых лет мужчина и женщина, и холмогорская корова с теленком…

6. В Литейной части против Сергия продаются в церковном доме два человека — повар и кучер, годные в рекруты, да попугай.

Публичная продажа крестьян на рынках запрещалась только с 1804 года и то — от страха перед событиями в Европе, где бушевала Французская революция. Продажа крестьян без земли процветала до самой отмены крепостного права. Негры в Америке получили свободу раньше, чем русские подданные «православного государя». Но и освобождение крестьян (во многом принудительное из-за возможного повторения «пугачёвщины») не разрешила проблем многих русских, а наоборот, породило новые. Россия вступила в XX в. с сохранением помещичьего землевладения при крестьянском малоземелье, с выкупными платежами крестьян за «освобождение» от крепостного права, с политическим господством помещиков в деревне, с крестьянским бесправием, доходившим до административной (без суда) высылки из родных мест и даже телесных наказаний — прямого пережитка крепостного рабства.

Сохранение помещичьего насилия над деревней, промедление с проведением давно назревших социально-экономических реформ делало неизбежным революционный взрыв. Некрасов по этому случаю писал:

«У каждого крестьянина

Душа, что туча черная —

Гневна, грозна — и надо бы

Громам греметь оттудова,

Кровавым лить дождям…»

Однако, несмотря на наличие в душах почти половины населения тогдашней Романовской Империи «чёрной тучи», громы греметь не торопились. Именно это породило (и как всегда –ошибочно) в общественном сознании второй половины XIX в.  устойчивые стереотипы о «долготерпении» русского человека, как особом национальном качестве, его ментальности, чуть ли не «богоданности» (знакомая песня, не правда ли)… Или ещё о его рабской покорности судьбе, условиям, властям, о его неспособности к активному протесту. Однако «кабинетные мечтатели», как обычно, ошибались. Гроза разразилась в 1902 г., причем началась именно в деревне и оказалась неожиданной и для «правых», и для «левых» — для самодержавия и для революционеров — пушистый зверёк, писец подобрался как обычно – тихо.

Зато шумел он весьма громко. Единичные крестьянские выступления, как мы знаем, были постоянным явлением российской действительности. Новое проявилось в 1902 г.. Оно состояло в классическом сетевом принципе — выступление крестьян одного селения по самому заурядному поводу (непомерно высокие цены за аренду земли и непомерно низкие цены за рабочие руки, скверные условия труда, произвол и т. п.) служило детонатором дня выступления крестьян в соседних селениях, а эти в свою очередь детонировали выступления в других. Отмечая различия поводов выступлений, нужно понимать, что все они уходили своими корнями в крестьянское малоземелье и исторический беспредел «хозяев земли Русской» развращённого и выродившегося – «русского» дворянства, состоящего на 2/3 из инородцев.

Новым и неожиданным явился также радикализм крестьянских настроений и требований. Многие выступления сопровождались захватами помещичьих земель, взломом хлебных амбаров и вывозом зерна, поджогами усадеб и часто принимали характер восстаний с открытым сопротивлением полиции и даже войскам. Сразу же со всей ясностью обнаружилось, что сила и масштабы крестьянского движения резко возросли, а характер радикализировался. Ситуацию обострил недород хлебов в 1901 г., отнюдь не выходивший за обычные рамки, но в новые времена оказавшейся достаточным, чтобы вызвать в Полтавской и Харьковской губерниях социальный взрыв.

Вот характерное описание крестьянских действий в телеграмме одного из пострадавших помещиков на имя министра внутренних дел: «Несколько дней совершается систематический грабеж крестьянами помещичьих хлебных запасов, грабят же неимущие. Обыкновенно являются в усадьбу поголовно целые соседние деревни с подводами, с мешками, в сопровождении жен, детей, врываются в усадьбу, требуют ключи от амбаров, при отказе отбивают замки, нагружают в присутствии хозяина подводы, везут к себе… В дома не входят, но что попадается в амбарах сверх хлеба, все забирают».

При этом из года в год имперасты-монархисты размазывают сопли о том, что Россия «всю Европу кормила». Кормить-то кормила — отбирая хлеб у собственных крестьян. Так же как нынешняя власть в «возрождённой» России гонит газ за рубеж душа энергетическим тарифами собственного, русского промышленника.

Высокопоставленный сенатский чиновник писал в Министерство юстиции: «Присматриваясь к длинному ряду лиц, проходящих перед моими глазами на суде, прислушиваясь к их показаниям и говору, я выношу убеждение, что крестьяне устрашены, но вовсе не убеждены. Крестьяне меня поражают еще и не замечаемой в годы моей бывшей службы на местах не то своей одичалостью, не то особой сосредоточенностью. Во всяком случае, недоверчивость к начальству, полная от него отчужденность проглядывается во всем«.

Наблюдение о глубоком изменении настроения и поведения крестьян, об их «полной отчужденности» в отношениях с «начальством», с властью подтверждается другими свидетельствами, а главное — последующим ходом событий. После такого замечательного во всех отношениях наблюдения анонимного чиновника «вертикали власти» становится понятна катастрофа Романовской Империи. От неё просто отвернулись русские подданные — опора Империи. Надоело русским тащить имперский тарантас – по дорогам истории получая от власти лишь пинки, плевки да «божественное благословение».

После событий 1902 года падение русофобской власти был лишь вопрос времени. Полтавская и Харьковская губернии, выделявшиеся помещичьим засильем и крестьянским малоземельем, сыграли решающую роль в событиях 1902 г.. За март — начало апреля крестьянское движение охватило здесь 165 селений, оказались разрушенными 105 помещичьих экономий. Движение было подавлено с использованием войск. Случались и прямые столкновения, и огнестрельные залпы по толпе с убитыми и ранеными (задолго до большевистских воинов — интернационалистов и латышских стрелков). Волна крестьянских выступлений в 1902 г. прокатилась и по другим губерниям Украины и России, отмечавшимся высокой концентрацией помещичьего землевладения — Киевской, Черниговской, Орловской, Курской, Саратовской, Пензенской, Рязанской… Всюду отмечались небывалые раньше решимость в поведении крестьян и радикализм их требований.

Социальный взрыв 1902 г. не был напрасным и бесследным. Самодержавие начало «уступки» крестьянству: в феврале 1903 г. было провозглашено обещание облегчить выход из общины, в марте ликвидирована круговая порука общинников, в августе 1904 г. отменены, наконец, телесные наказания крестьян. В 1904 году  крестьян перестали пороть за недоимки, как в средневековье!!! И отменили ответственность всех общинников за проступки одного. Удивительный прогресс для «Великой России». Деревенские восстания 1905 — 1907 гг. освещены в исторической литературе весьма обстоятельно и это позволяет ограничиться указанием на наиболее важные темы доклада моменты.

Движение началось в феврале 1905 г. в той же черноземной полосе (на этот раз с Курской, Орловской и Черниговской губерний), и опять же — с изъятия хлебных запасов в помещичьих экономиях и распределения среди населения окрестных сел, которое в очередной раз встречало весну впроголодь. Первые группы «арестованных» грабителей на вопрос властей: «Чего вы хотели?» Отвечали: «Мы хотели и хотим есть». Однако в марте-апреле с приближением времени посевных работ стало быстро расти число самочинных захватов помещичьих земель (иногда и рабочего скота вместе с пахотными орудиями) и распределения среди крестьянских хозяйств для полевых работ. Осенью 1905 г. крестьянское движение охватывало свыше половины Европейской России, практически все регионы помещичьего землевладения. Всего за 1905 г. было зарегистрировано 3228 крестьянских выступлений, за 1906 г. — 2600, за 1907 г. — 1337.

Современники говорили о начавшейся в России крестьянской войне против помещиков за передачу всей земли тем, кто ее обрабатывает своим трудом. «Лозунгом восставших … служила идея о принадлежности всей земли крестьянам, — писал Николаю II министр земледелия С. Ермолов, оценивая деревенские события весны 1905 г. — Помещику, который понял к чему идет дело и попытался вырубить принадлежавший ему лес, крестьяне запретили это делать: «Не смей! Все наше! И земля наша, и лес наш!…»

Появление карательных сил встречало всеобщее сопротивление: «Берите всех…», «Бейте нас, стреляйте, не уйдем…’, «Все равно земля наша!» — вот это и есть настоящее поведение русского человека — гордое и свободное, словно очнувшись от многовекового чиновно-церковного морока, он понял, что окружающее его пространство — именно ЕГО. Не царское, не помещичье, а именно его! Через несколько лет чувство хозяина большевикам из крестьян придётся выбивать с помощью химических снарядов и бронепоездов.

Крестьянская революция в России двигалась именно к такому решению аграрного вопроса. Захваты помещичьих земель стали сопровождаться разгромами усадеб, чаще всего сожжением строений и уничтожением хозяйственного имущества. Вот характерные для осени 1905 г. сообщения:

 «Свыше ста усадеб… разгромлено и сожжено; уничтожен весь инвентарь и скот» (Курская губерния).

«Горизонт в многочисленных заревах…» (Тамбовская губерния).

«Каждую ночь видны зарева пылающих экономий…» (Киевская губерния)…

По разным подсчетам за 1905 — 1907 гг. в Европейской России было уничтожено от 3 до 4 тыс. дворянских усадеб — от 7 до 10 % их общего количества. По числу разгромленных помещичьих усадеб выделились Саратовская, Самарская, Тамбовская, Курская, Киевская и Черниговская губернии. Как скажут современные имбицел-монархисты, — во всём виноваты «жЫды»)). Вопрос! А где они их нашли в Курской и Тамбовской губернии???

Разгром помещичьих усадеб не был всего-навсего вандализмом. Крестьяне, по их собственным словам, сжигали жилые и хозяйственные строения для того, чтобы выдворить помещика из деревни хотя бы на два-три года, чтобы не допустить размещения там отрядов карателей… Конечно, невозможность удержать захваченное и жажда мщения за все прошлое также имели значение.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что основные компоненты в механизме революционного насилия, направленного на ликвидацию помещичьего господства в деревне, сложились уже в ходе первой революции. В ней, однако, не было тогда физического истребления противника, не было крови. Свидетельства самые различные, в том числе из органов государственного управления, отмечали: «людей не убивают» (Саратовская губерния); «полное отсутствие случаев насилия над личностью, как самих землевладельцев, так и экономических служащих» (Тамбовская и Воронежская губернии)… Кровь лилась тогда исключительно одной стороной — лилась кровь крестьян при проведении карательных акций полицией и войсками, при исполнении смертных приговоров «зачинщикам» выступлений. Беспощадная расправа с крестьянским «самоуправством» стала первым и главным принципом государственной политики в революционной деревне.

Вот типичный приказ министра внутренних дел П. Дурного киевскому генерал-губернатору. «…немедленно истреблять, силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления — сжигать их жилища… Аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно».

Этим указаниям вполне соответствовало распоряжение тамбовского вице-губернатора полицейскому командованию: «меньше арестовывайте, больше стреляйте…»

Генерал-губернаторы в Екатеринославской и Курской губерниях действовали еще решительнее, прибегая к артиллерийским обстрелам взбунтовавшегося населения. Напомню- на дворе 1905 год, а «русские и православные» министры и генералы истребляют собственный голодный народ с помощью артиллерийского огня и карательных экспедиций. Без помощи всяких китайцев и латышей…обходятся так сказать «православным воинством». Причём самое паскудное в этой ситуации – что народ голодал из-за жадности землевладельцев и имперского правительства. При том, что в 1912 году по валовому сбору зерна Россия вышла на первое место в Европе. Однако по урожайности она оставалась на одном из последних мест среди европейских держав, к тому же главными поставщиками зерна были не новые крестьянские хозяйства, а все те же крупные помещичьи землевладения. Хотя экспорт хлеба существенно вырос, положение российских подданных к лучшему не изменилось. (http://www.hrono.info/statii/2001/gert.html)

Однако запоздалое зверство спасти Империю уже никак не могло. Отчуждение Нации от власти и государственного аппарата достигло пика, не смотря ни на какие репрессии. В сфере собственно аграрных отношений революционный процесс как динамика двух встречных насилий от февраля до октября 1917 г. развертывался в тех же направлениях и формах, как в 1905 -1907 гг., однако масштабы и темпы событий, их организованность и сила возросли в огромной степени. Захваты помещичьих земель и разгромы усадеб начались в марте-апреле, местами к началу полевых работ основная масса помещичьих имений была сметена. Фактическим захватом части помещичьих земель было прекращение выплата крестьянами арендной платы, осуществленное и повсеместно.

Крестьянское отрицание прошлого стало предельным. Оно находило выражение, прежде всего, в стремлении смести помещичьи имения так, «чтобы некуда (им) было возвращаться, … чтобы не были они здесь совсем«. И теперь при разгроме усадеб крестьяне не останавливались перед расправой с владельцами, если они оказывали сопротивление. Всего в ходе Крестьянских восстаний было уничтожено (в основном сожжено) по разным данным от 25 до 40 тыс. помещичьих усадеб. Годы массовых выступлений и поджогов «дворянских гнёзд» закончились лишь в 1918 году. Однако узаконение конфискации и перераспределения помещичьих земель не смогло остановить разгромы усадеб, растаскивания имущества, причем не только производственного. Волна крестьянского насилия отозвалась ответной волной предельного ожесточения «бывших», ставших в массе своей социальной основой белой гвардии.

Не многие могли подняться тогда до нравственного уровня Александра Блока, одного из немногих совестливых дворян. В своей знаменитой статье «Интеллигенция и революция» он даст объективное толкование крестьянских разгромов помещичьих усадеб.

«- Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах?

 — Потому, там насиловали и пороли девок; не у того барина, так у соседа.

— Почему валят столетние парки?

— Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть; тыкали в нос нищему — мошной, а дураку — образованностью…»

Лучше пожалуй и не скажешь. Привет, как говорится, «рублевским мальчикам и девочкам». Россия-это уникальная страна где власть, постоянно наступает на одни и те же грабли на протяжении столетий. Главное, чтобы националисты этот очередной шанс не упустили. Следующего шанса может и не быть.

Иван Поморцев