В общей сложности на решение вопроса о том, является ли убийство Кенни экстремистским деянием, у отечественной Фемиды ушло неслабых 15 месяцев. Оно и неудивительно: что такое «экстремизм», никто в России толком сказать не может. В статье 1 Федерального закона №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» приводится 13 вариантов расшифровки этого всеобъемлющего термина, от клеветы на представителя власти до предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи.
Состав преступления прописан туманно, и подвести под него можно все что угодно: кино и музыку, газетную статью и воскресную проповедь, стихи и прозу, лед и пламень.
Американский суд выкинул бы подобный закон в корзину за расплывчатость основных формулировок (у них это называется overbroad), но нашей суверенной демократии вашингтонский обком не указ, тут свои учителя. Сегодняшний «экстремизм» — юридическая новация того же порядка, что троцкизм, уклонизм, двурушничество, низкопоклонство, космополитизм и другие неологизмы прошлого столетия. Они тоже никакого четкого определения не имели, и не нуждались в нем.
Ярлык тем и хорош, что на любого клеится. К счастью, на этом сходство между нынешними и советскими клеймами заканчивается, начинаются отличия. У борцов с вымышленными «измами» в советские годы было две вполне понятные цели: уничтожение реальной политической оппозиции и тотальное запугивание всех остальных. Перед сегодняшней карательной системой не стоит ни та, ни другая задача.
Нынешний жупел придуман впрок и не служит пока никакой внятной цели. Поэтому ни расстрельных списков, ни лагерей, набитых «экстремистами», мы сегодня в России не наблюдаем. А те задачи, для которых под шумок приспособила удобный ярлык наша хитрованская правоохранительная система, выглядят уморительной клоунадой. Вспомним, где у нас искали экстремизм за последнее пятилетие, помимо «Южного парка». Его выявляли в Интернете — на форумах и сайтах СМИ, в блогах ЖЖ и комментариях к ним.
Находили его в графике Ильи Кабакова, скульптурах Сокова и Косолапова, даже в образе Микки Мауса (см. обвинительное заключение Таганской межрайонной прокуратуры по «делу Ерофеева»). На предмет экстремизма проверялись прокуратурой и свод еврейских религиозных предписаний, составленный раввином из Цфата в XVI столетии, и сочинение исламского клерика XVIII века Мухаммада ибн Сулеймана ат-Тамими «Книга единобожия» (входит в Федеральный список экстремистских материалов в текущей редакции).
До кучи, чтобы никому обидно не было, экстремистскими у нас признаны карикатурные изображения пророка Мухаммеда из датской газеты. А в питерском музыкальном магазине в начале июня изъяты все диски калифорнийской рок-группы Bad Religion: районной прокуратуре не понравился ее логотип с перечеркнутым крестом. Политический плюрализм «охотников за экстремистами» не уступает религиозному: среди запрещенных российским судом материалов есть даже листовка «Молодой гвардии Единой России».
С одной стороны, достойно сожаления, что в стране с нашим уровнем преступности силовики норовят сосредоточить все свое внимание на блогах, а прокуратура — заниматься критикой современного искусства вместо выполнения прямых своих обязанностей. С другой стороны, хорошо, что у нас сегодня больше поводов смеяться над идиотизмом властей, чем ужасаться их кровожадности.
Автор Антон Носик
