Перед назначением в Ингушетию ему даже присвоили генеральское звание — для поднятия авторитета. Хотя и минусы данной фигуры были очевидны, главный из которых тот же, что у Зязикова: Евкуров был не выдвинут из недр самого ингушского общества, а назначен Кремлем. Причем назначен без реального согласования с местной элитой, без учета ее интересов.
Устремления Москвы понять можно: очень хочется, чтобы республикой правил человек, всем обязанный только федеральному центру, а не местным кланам. С Зязиковым этот номер не прошел. При нем ситуация совершенно вышла из-под контроля, а сам он потерял всякие остатки хотя бы и номинального авторитета. На Зязикова тоже покушались: в апреле 2004-го начиненная взрывчаткой машина рванула на пути его кортежа. Еще у Зязикова похищали тестя, за возвращение которого пришлось платить огромный выкуп, который пошел на финансирование террористического подполья. Впрочем, столь же бесследно исчезали и бюджетные средства, выделяемые Ингушетии. Замкнутый круг.
Разорвать его вроде как и был призван Юнус-Бек Евкуров. Тем паче назначили его в разгар кампании гражданского неповиновения, практически парализовавшей управленческий аппарат республики. Своего пика кампания достигла после убийства Магомеда Евлоева — бывшего владельца популярного сайта Ингушетия.Ru и лидера немалой части оппозиции. Сохранив Зязикова, поддавшись искушению «не уступать шантажу», Кремль сильно рисковал бы — ситуация становилась неуправляемой, перерастая в почти открытую кровавую схватку.
Потому и был спешно десантирован Евкуров. Его первые шаги многим внушили определенные надежды. Президент Ингушетии обещал побороть коррупцию и даже успел сделать кое-что на этом направлении. С подпольем Евкуров разговор повел на привычном ему языке спецопераций, проведя их совместно с формированиями Рамзана Кадырова. Особых успехов у Евкурова на этом поприще, правда, не было, некогда выпущенного из бутылки джинна терроризма загнать обратно не удалось. Может, потому, что имела место попытка избавиться от симптомов болезни, а не от причин, вызывающих ее? Достаточно мощное террористическое подполье существует в Ингушетии уже давно, активность его не пошла на спад и при Евкурове.
И вряд ли успешность этого подполья можно по старинке списывать только лишь на метастазы чеченской войны или происки неких закордонных сил. Кто-то еще сомневается в непреложности такого факта, что боевики успешны лишь постольку, поскольку могут опереться на поддержку населения? Да они давно бы выдохлись, не будь у них возможности на время у кого-то остановиться, где-то передохнуть, подкормиться, привести себя в божеский вид, залечить раны… Опять же, откуда идет подпитка новыми кадрами?
Вот и вопрос: с чего это вдруг значительная часть населения испытывает симпатии к боевикам, оказывая им всевозможную помощь? Ингушская ситуация местами схожа с чеченской или дагестанской, однако у нее свои корни. Особо глубоко в историю залезать не будем, однако некую точку отсчета выделить можно — 2001-2002 годы. Еще точнее — кремлевская спецоперация по смещению Руслана Аушева. Хотя самостоятельность Аушева не устраивала Москву по целому ряду причин, но нельзя не признать, что при нем республика была хотя бы относительно стабильна, и уж никаким масштабным партизанским подпольем точно не пахло.
Все изменилось в момент, когда администрация Путина продавила на на пост главы Ингушетии свою креатуру — кадрового чекиста Зязикова. Тогда-то и был выпущен джинн насилия: по республике покатилась нескончаемая череда спецопераций, стали исчезать люди, позже находили их изувеченные пытками тела. И кровавое колесо закрутилось: спецоперации, похищения, пытки, теракты, нападения на милиционеров, подрыв армейских колонн, опять спецоперации, теракты… Это, разумеется, не претензия на глубокий анализ, а лишь констатация фактов.
Метастазы чеченской войны расползлись по всему Северному Кавказу, приняв в каждой из затронутых болезнью республик свои формы. Тщетность же попыток «убить гадину» кроется, видимо, не только в глубокой порочности методов, применяемых для подавления терроризма, которые лишь плодят новых мстителей, но и в наличии весьма мощной внутренней мотивации для продолжения этой борьбы. Команда, сменившая Аушева, не сумела взять в свои руки бразды правления, так и оставшись для жителей Ингушетии чужой.
Что, как оказалось, весьма способствовало разбазариванию бюджетных средств и безудержному всплеску коррупции. Сложно найти более питательной среды для подполья. Вакуум безвластия в момент заполнили «эскадроны смерти» — формирования многочисленных силовых ведомств, федеральных и местных, действовавших без какой-либо координации между собой и, главное, без малейшей оглядки на закон. Граждане в камуфляже и масках, видимо, решили, что пришел их час, потому нужно шустренько выжечь каленым огнем всякую «заразу», отбросив такую химеру, как право. Для многих товарищей в погонах и штатском это была чудесная возможность сделать скорую карьеру.
За участие в боевых действиях чины и звания шли ускоренными темпами, увеличивался иконостас на груди. Опять же, повышенное содержание. От фактора финансового вообще никуда не деться. Черная дыра перманентной спецоперации позволяет безнаказанно пилить и распылять средства поистине фантастические. Аудиторы Счетной палаты вовсе не горят желанием на месте проверить реальность и законность трат бюджетных средств — из такой командировки запросто можно не вернуться. Кому конкретно при таком раскладе мир и стабильность даром не нужны, вопрос почти риторический.
И можно предположить, что прямолинейный спецназовец-президент, недекларативно пытавшийся навести некое подобие порядка, хотя и методами преимущественно карательными — уж как умел, стал поперек горла не одним лишь боевикам-подпольщикам. Так или иначе, сделав оборот вокруг оси, ситуация вернулась на круги своя, в ингушском «стакане» все тот же дьявольский кровавый коктейль произвола властных структур, терроризма и тотального расхищения. И понять, кто и во имя чего тут стреляет и взрывает, уже почти невозможно — каждый за свое…
Автор Владимир Воронов
