Американские психиатры давно включили активные протесты против власти в перечень девиантных проявлений. Низкую протестность в США (в отличие от Европы) они объясняют как раз тем, что оппозиционеров фиксируют ещё в детстве и начинают лечить в дурдоме. Всего же склонность к борьбе против власти имеют 3-5% людей.
В 2009 году американский журнал Psychiatric Times вышел со статьёй «ADHD & ODD: Confronting the Challenges of Disruptive Behavior» (Вызывающее оппозиционное расстройство и синдром дефицита внимания с гиперактивностью: борьба с вызовами агрессивного поведения). В ней психиатры рапортовали о новых методах «лечения оппозиции». Эта статья дала повод многим психиатрам США снова вернуться к проблеме «протестного поведения», а также пересмотру такого диагноза, особенно актуального рамках либерализации социально-политических отношений, проводимых президентом Обамой.
Вызывающее оппозиционное расстройство в статье определялось как «модель негативистского, враждебного и демонстративного поведения без серьезного посягательства на основные права других людей, которое проявляется в поведенческих расстройствах». Среди симптомов этого заболевания «частый вызов или отказ выполнять просьбы и правила взрослых», а также «частые споры со взрослыми».
Исследования показали, что детей с таким симптомом насчитывается 3-5%, взрослых – 4% (с тенденцией понижения численности к старости). 40-45% таких личностей имеют склонность к алкоголизму.
Американский доктор философии и психиатр Брюс Левин не так давно подробно разобрал, что кроется за диагнозом ADHD & ODD.
Он упоминает, что за время своей длительной практики сталкивался с сотнями таких «больных». «Меня удивило, как много среди них людей, настроенных против авторитарной власти», – вспоминает он. «Больные» ставят под сомнение легитимность любой власти, прежде чем воспринимать её всерьез. Нормальность власти определяется ими так: знает или нет эта власть то, о чем она говорит, честна ли она, заботится ли она о людях, которые уважают власть. И если «больные» видят, что на эти вопросы даются ответы «нет», они начинают ей сопротивляться.
Чтобы совсем наглядно представлять, кто такой «оппозиционный больной», можно вспомнить книгу и фильм «Пролетая над гнездом кукушки». Там персонаж Рэндл Патрик Макмерфи, восстающий против Системы (в лице медсесеры и в целом дурдома) по американским психиатрическим меркам – типичный оппозиционер.
«Некоторые активисты жалуются, что таких оппозиционеров мало в США. Одна из причин этого состоит в том, что многих естественных противников власти в настоящее время определяют на лечение к психопатологам, и назначают им лекарства ещё до того, как у них появится политическое осознание и представление о гнёте властей над обществом», – пишет Левин. Очень большую роль играют родители – большинство из них своевременно рассматривают в ребёнке оппозиционера, и отправляют его на лечение к психиатрам.
В лечении оппозиционеров надо идти до конца, напоминает Левин. Он припоминает много случаев, когда излечение останавливалось на полпути. «У таких людей была тревога, что неуважение к власти приведет их к финансовой или социальной маргинализации. Одновременно они страдали, что приходится уступать авторитарной власти», – сокрушается психиатр.
Излечение оппозиционеров проводится с помощью таких лекарства, как Аддерал и Ксанакс. Но примерно 30% больных так и не поддаются лечению. В общей сложности это примерно 1,5% от взрослого населения (среди них преобладают мужчины – примерно 1,2% от числа населения). Брюс Левин говорит, что есть способы и их отвлечь от борьбы против власти – это творчество. Ещё один способ – уже в детском возрасте платить им за какую-либо домашнюю работу или даже за чтение Библии. Деньги и индивидуальное творчество – вот две ниши, с помощью которых «больных» можно отвлечь от оппозиционной деятельности.
Впрочем, напоминает Левин, такие «больные» на переломных этапах истории принесли много хорошего Америке: это и отцы-основатели США (которых сегодня стали бы лечить Ксанаксом) и общественные деятели конца 1960-х. Т.е. в определённых, регулируемых сверху количествах такие люди нужны (плохо – когда их много). «Американцам крайне нужны антиавторитарные властеборцы, которые будут ставить под сомнение, бросать вызов и оказывать сопротивление нелегитимным властям и восстанавливать веру», – резюмирует Левин.
Стоит добавить, что в СССР в 1960-80-е психиатры (видимо, под напором властей) придерживались тех же взглядов, что их коллеги из США – оппозиционная, диссидентская (в случае СССР) деятельность является психическим заболеванием. Как правило, таким «больным» ставился диагноз «вялотекущая шизофрения», чуть реже – «гебоидное расстройство» (обычно – у молодёжи).
Можно напомнить, как определяли тогда психиатры больных «вялотекущей шизофренией»:
«Данные больные имеют поверхностные контакты с окружающими, оппозиционное к ним отношение (в том числе и к членам семьи), причём оппозиционность, негативизм принимают гротескный, утрированный характер; поведение отличается неадекватностью, обычно включает элементы дурашливости. Мышление носит аморфный, иногда паралогичный характер. В поведении больных отмечаются расторможенность (в том числе и сексуальная), извращение влечений, нередко импульсивность, стремление к бесцельному времяпрепровождению. Инфантильные и внушаемые больные легко входят в антисоциальную среду, обычно склонны к злоупотреблению алкогольными напитками и наркотическими средствами, бродяжничеству, беспорядочным сексуальным связям. В связи с этим раньше их относили к группе так называемых нравственно помешанных».
Впрочем, по прошествии времени оказывалось, что многим советским диссидентам, которые признавались психбольными якобы за свою политическую деятельность, на Западе подтверждали такие диагнозы. Вот ряд таких примеров:
«Есенин-Вольпин после выезда из СССР подвергался лечению в психиатрической больнице Рима. Когда же по выходе из этой больницы он подал ходатайство о выезде на жительство в США, у него возникли трудности в связи с тем, что американский иммиграционный закон не допускает въезда в страну умалишённых. Цукерман, приехав в Тель-Авив, снова попал в психиатрическую больницу.
Титов по выезде за границу лечился сначала в итальянской, затем в парижской психиатрической больнице. Якобсон находился на излечении в психиатрической больнице в Израиле. Файнберг лечился в психиатрической больнице в Париже. Строева лечилась там же, а после выхода из психиатрической больницы в новом припадке душевной болезни покончила с собой».
Власти России, с поспешностью восстанавливающие сейчас карательные атрибуты СССР (ЛТП, «химия», политические статьи, политруки в виде священников, и т.д.), наверняка возродят и ещё один реликт – принудительное психиатрическое лечение для оппозиционеров. Возможно, многие из них и вправду больны и заслуживают госпитализации в дурдом. Но по старой русской привычке в смирительную рубашку будут одевать всех скопом («потом как-нибудь врачи разберутся»).
А родителей, как это происходит в США, будут убеждать вовремя обращать на странности своих детей и принуждать обращаться к психиатрам.
по материалам ttolk.ru
Что такое нормальный человек.Нормальный это ниболее типичный представитель человеческого общества.Не худший вариант,но все же отвратный.Ибо средний человек быдло-овощь приземленный моральный урод,животное и скот.Если бы не ненормальные представители скот бы и дальше жил в хлевах-помещениях и был рабом.Что в рашке,что в сша во власти устаканилась некая группа людей,которые ой как не хотят перемен не в их пользу.На самом деле сейчас уже больше процентов чем 3-5.Процент выше среднего просто разобщеностьо выше тоже.
истину глаголешь, ИТОГ: «ибо средний человек — быдло-овощ, моральный урод,животное и скот. Не худший вариант,но все же отвратный» — именно то, что хотели иметь хозяева этой планеты Яхва с Сатаной.
«Ненормальным» душно и смрадно в такой среде, но они по-любому в меньшинстве, а значит, бессильны против быдла.
Вопрос в том, зачем их-то окунают в это зловонное болото, милое быдлу.
Но если все 3-5 процентов составляли бы нравственные хорошие люди,то и мир бы был не таким.Быдло это пассивное зло,а часть от этих 5-8 процентов активных есть частично зло активное.Итого хороших активных людей очень мало.
а значит, бессильны против быдла.—-Это ты так хочешь.Но это не так.Они слабы рпоитв быдло не то что их меньше,а то что они неорганизованы и разобщены.Если бы 5 процентов этих ненормальных все имели одну цель и были организованы они с легкостью бы расправились бы с быдлом.
Быдло слабо и ограничено.Их единственный козырь количество,который тоже в век совремнных технологий несложно отобрать.
не надо так принижать рефлекторную силу хватки быдла. Оно существует, чтобы жрать, срать и трахаться. Тот, кто обещает им эти блага, всегда найдет их массовую восторженную поддержку.
А что могут предложить те 5%? Работать и думать надо? Обоснование этому надо внедрять в сознание быдла годами, с детского возраста. А кто тебя допустит до извилины быдла?
Сатана стережет контроль над школами и СМИ, как зеницу ока.
Как отнять этот контроль, когда быдло само желает иметь эти дешевые сериалы с порнухой?
Пусть США теперь лечат противников Уолл-Стрита, потерявших работу и живущих впроголодь в палатках, ибо не способны оплачивать кредиты банков по ипотеке, те 27%, которые ниже черты бедности, те 40%, которые не имеют медицинской страховки и тоже протестуют.
На деле ВСЁ как было в совке в отношении к подлинным оппозиционерам (а не выгодным самой оккупационной власти), так и осталось поныне. Надо чётко понимать – во-первых, ВСЕ, кто «сидит» или «сидел» в эрэфии по статьям за «экстремизм» или «разжигание» — это исключительно политические заключённые, без всяких «натяжек»; во-вторых, тысячи заключённых, брошенные в застенки оккупантов по ложным обвинениям в чисто уголовных преступлениях (убийства, нанесение телесных повреждений, наркотики, изнасилования, кражи, и проч.) – это также чисто политические заключённые, которых решили упрятать за решётку из-за их политических взглядов по чисто уголовным статьям по тому, что власти не хотят показывать слишком большое количество «сидельцев» по 282-й; в-третьих, психбольницы всегда продолжали использоваться властями эрэфии в репрессивных целях, как и весь судебный и правоподавительный «аппарат» — что совершенно естественно, так как ГЛАВНАЯ цель у любого гос. органа та же, что и у всего «государства» эрэфии – борьба с коренными народами, борьба со всеми, кто считает своим долгом противостоять оккупации. (А все декларируемые официально цели – выполнение каких-то гос. функций, улучшение жизни народа – чисто фикция и маскировка главной цели).
Примеров использования психиатрии для силового и «лекарственного» подавления оппозиции – масса. Здесь не должно быть иллюзий – на поверхность «всплывает» даже не десятая и не сотая часть беспредела оккупантов – дай Бог, тысячная. И это характерно для всей массы «всплывающих» случаев зверств правоподавительной системы – все эти сотни и тысячи случаи безпредела ментов – лишь тысячная часть всех случаев преступлений слуг росиянской системы, реально ими совершённых. Поэтому невозможно говорить о том, что преступления в правоподавительной системе совершают некие «сумасшедшие», процент которых (говорят якобы о 3-5 %) полностью соответствует таковому во всём «обществе», — нет, среди слуг системы тех, кто не совершает преступления – единицы (которые крайне нужны всей оккупационной машине, чтобы постоянно тыкать в них пальцем, рассказывая: «ну есть же и нормальные, честно выполняющие свой служебный «долг»»).
В качестве примеров, показывающих наличие именно системы по преступному использованию психиатрии в интересах оккупационного режима, приведу всего два примера и лишь с одного сайта (крайне прошу модератора пропустить нижеприведённые выдержки, так как многие ленятся открывать ссылки).
Первый пример – цитаты из статьи Надежды Низовкиной «Психиатрия за молчание» zeki.su/publikacii/2012/3/01135143.html
«…В палате писать и рисовать нельзя, хотя речь у больных грамотная, местами неровная – но интеллигентная речь! Подошла к книжной полке в коридоре – нельзя! Схватила любимую «Одеты камнем» и скорей назад. Из нас делают овощей. Но и гигиены не полагается – ни прокладок при себе иметь, ни расчесок, голову помыть под краном запрещается. А психи – те жирные мужики-санитары, кто бил и пинал меня еще до помещения в «скорую», в ОВД Китай-города, а затем и вещи некоторые украли. Руки связали резиновой веревкой, обхватив ими все туловище, – задыхаться начинаешь через пять минут. Это называется «на вязках». Руки отнимаются, но как только развязывают, привязывают другими веревками – каждую руку и ногу по отдельности навытяжку, только лежа и на всю ночь.
Эти дни и ночи сжались, как пересушенное горло и сдавленные ребра. Чего только мы не делали, и чего не делали с нами! Сегодняшний вечер я впервые воспринимаю как передышку на этом фронте. Татьяна Стецура держала сухую голодовку 6 суток в камере Симферопольского спецприемника, и только теперь ее госпитализировали: можно больше не бояться. Перед этим ее привозили в больницу лишь для того, чтобы опять-таки пообещать психушку, прописать четырехразовое питание и вернуть в камеру. На суде она отказалась от показаний и не встала с места перед его честью. На вопрос: «Права понятны?» холодно ответила судье: «Они мне были понятны и раньше».
Я же держала сухую голодовку всего двое суток в надзорной палате психбольницы имени Ганнушкина. Там, привязанная к кровати, я обрела успокоение – она не одна переносит это. А до того меня сжигала месть за 10 суток, назначенные ей уже после объявления голодовки – чтобы убить или сломить. Столько не дали никому из наших парней.
Отказники… У нас особая группа, человек десять, с принципами, которые мы распространяем. Принцип: сопротивление – отказ – голодовка. Первые два пункта обязательны, за голодовку каждый решает сам. И за это нас – за то, как мы их. С Верой Лаврешиной психиатры общались трижды, один раз госпитализировали-таки. Во вторник на Лубянку прямо во время митинга въехала «скорая» – психушка. А я-то думала: чего менты тянут время? Но психиатры оценили обстановку: плакат «Позор карательной психиатрии», интервью, которые брали у меня и Веры, на соответствующую тему… И «скорая» уехала, отдав нас омоновцам…
…После той победной акции меня душили в Нагорном ОВД за шею, крушили ребра о спинку стула, положив на пол, вставали мне на грудь обоими коленями, следя за пульсом. Всего лишь за то, что никто из наших не представлялся, а я и Лаврешина к тому же протестовали против нахождения в актовом зале. Мы требовали всего лишь отвести нас по камерам, а не глумиться в их Ленинском зале. Но они предпочли ломать ребра так, что я впервые в жизни крикнула: «Хватит!» Наручники за спину. Лишь бы только не помещать в камеру, а делать свои делишки лицемерно в зале для своих совещаний. Вот их гуманизм. Они по закону не хотят, они не сажают в камеру. На следующий день я тоже потребовала: «Соблюдайте собственный закон!» — однако и тут меня не поместили в камеру, а приковали наручниками к скамейке и вызвали психушку. Я слышала слова: «Все, там уже договорились». Кто с кем – понятно…
… Последовала первая информация: с Красной площади забрали двоих сумасшедших. Фамилии, разумеется, прозвучали позже. А ведь задержанных было больше. Так ведь они не отказники! Они согласились пообщаться и с полицаями, и с общественной комиссией. А мне диагноз – суицидальный синдром, «кидалась под автомобиль». Меня пытали веревками всю ночь – потому что я представляла опасность для собственной жизни! Ну и мелочь в протоколе: «Несколько раз укусила санитаров…»
После этих веревок меня несколько раз приводили в кабинет врачей, запирая дверь на ключ – это и была «комиссия». Мне говорили напрямую: «Либо вы пойдете на компромисс, и мы вас выпустим без суда. Либо суд и лечение на полгода. Вы понимаете, куда попали?» Я отвечала: «Это ваша проблема, как вы будете выпутываться из ситуации. Не надо было выполнять чужие приказы». Там я тоже себя не называла, они знали, но требовали, требовали до самого суда. До суда меня называли «неизвестная». После суда – расстроенные санитарочки продолжали так называть уже с особым смыслом…
…И вот сегодня снова: лежу на скамейке в камере ОВД Якиманки, и слышу злорадно-громкое: «А, мы узнали, кто она! Сумасшедшая! Сейчас приедет «скорая», едет уже!» Инсценировка, не приехала скорая. Оформили ст. 19.3 и отпустили без суда. Но могли и могут отныне в любой момент. Решение суда отдает мою судьбу полностью на откуп врачам психбольницы имени Ганнушкина – меня освободили «по решению врача» и забрать могут по тому же решению – в случае обострений. Каждый вторник на Лубянке. Каждое 31-е на Триумфальной. Каждый раз, когда в спецприемнике будут голодать мои товарищи, а мы в их честь дадим салют.
Моя судьба решена на полгода. Веру Лаврешину комиссия признала вменяемой, но после этого они к ней приезжали дважды. Татьяну Стецуру пообещали положить за голодовку. Когда возьмутся за парней, станет ли наконец всем все ясно?
Мы отказники. Сопротивленцы. Ничего не просим и только требуем уважения этики политзека. Но в процессе встречаешь замученных не-полит-больных, серьезных, опытных, которым не позволяют писать и рисовать, но крепко кормят, чтобы легче было вливать уколы в жирные ягодицы и не так уж быстро сжигать таблетками пищевод.
Нас ждет то же, что их? Или мы сможем доконать систему? Ясно одно: мы уже не экстремисты, мы сумасшедшие, нам грозит не арест, а резиновой веревкой к кровати. Старый метод за новые грехи. И, кстати, сами менты уже признаются, что есть инструкция, предписывающая отправлять в психбольницу каждого задержанного, который идет в отказ. Не за дымовую шашку и не за омоновскую морду. Даже и не за слова. За молчание.».
Теперь выдержки из статьи отсюда:zeki.su/publikacii/2009/11/06111136.html
«…сотрудники Центра противодействия экстремизму могут теперь диагностировать психическое состояние наших соотечественников и направлять их на принудительное лечение. Особенно в том случае, если оный соотечественник вещает что-то о своих граджанских правах, отказывается идти на контакт или вообще пытается подать в суд на доблестных стражей порядка.
Именно так произошло с жителем города Кирова Василием Варанкиным, который еще в июне этого года был музыкантом, в сентябре — истцом, а сейчас неожиданно для окружающих и для самого себя стал пациентом специализированной больницы. А все потому, что не захотел сотрудничать с правоохранительными органами и добровольно признавать себя участником преступления, которого не совершал.
19 апреля 2009 года в городе Кирове у здания администрации Ленинского района прошел пикет, направленный против политических преследований. В ходе проведения пикета один из его участников распространял листовки, содержание которых чуть позже было признано экспертами из органов внутренних дел «экстремистскими». Некоторое количество участников пикета было задержано милицией, а потом отпущено. В их числе оказался 22-летний Василий Варанкин, профессиональный музыкант, скрипач по образованию. Установить автора и распространителя листовок сотрудникам правоохранительных органов не удалось.
22 июня (то есть, когда истекал двухмесячный срок предварительного следствия по делу о распространении «экстремистских» листовок) во дворе дома, где проживал Варанкин, произошла драка между местными жителями и лицами, приехавшими в город из ближнего зарубежья. Одним из свидетелей этого происшествия, фигурирующим в милицейских протоколах, оказался Василий Варанкин. По, крайней мере, это официальная версия, объясняющая, почему фамилия Варанкина вновь всплыла в миллицейских протоколах.
Далее события развивались не совсем стандартным образом. Об этом Василий Варанкин впоследствии успел рассказать представителям кировских СМИ и правоащитным организациям:
«30 июня мне на сотовый телефон позвонил сотрудник городского Центра противодействия экстремизму Алексей Бердинских и сказал, что находится у меня дома и хочет встретиться со мной для того, чтобы поговорить. Я по его просьбе вышел в направлении дома… Около моего дома ко мне подошли двое сотрудников Центра противодействия экстремизму ( далее -— ЦПЭ), представившиеся как Бердинских и Никонов. Они без объяснения причин, скрутили мне руки за спиной и втолкнули в машину с государственным номером…<…> В машине Бердинских нанес мне несколько ударов по телу…. при этом меня оскорбляли нецензурной бранью, а Бердинских постоянно повторял, что если я отвечу на вопрос не так, как ему хочется, то он будет продолжать меня бить. Меня доставили в ЦПЭ, завели в кабинет, при этом больно пинали ногами…
Меня посадили на стул, положили… <…> листок бумаги с готовым текстом и потребовали подписать. Я не соглашался и Никонов с помощью шариковой ручки стал выкручивать мне пальцы… Потом взял мою левую руку, воткнул иголку под ноготь и стал медленно вдавливать. Я начал кричать, чтобы меня оставили. В ответ он нанес мне удар по почкам, после чего продолжал вдавливать иголку. От невыносимой боли я подписал листок с текстом, содержания которого до сих пор не знаю. <…> через несколько минут Бердинских подошел ко мне и издевательским тоном спросил, куда ему затушить сигарету, и сразу затушил ее, прижав к указательному пальцу моей левой руки…»
Спустя шесть часов после момента задержания Варанкин был выпущен на свободу. Впоследствии оказалось, что он подписал документ, в котором добровольно признал себя виновным в избиении некоего гражданина Азербайджана…
… С 21 августа телефонные звонки с угрозами в адрес Василия и его семьи возобновились. Сотрудники ЦПЭ преставлялись официально и угрожали семье и близким Варанкина, требуя забрать заявление и дать в газету опровержение.
Тем временем сотрудники милиции решили подстраховаться и завели еще одно дело против Варанкина, доказав тем самым, что их угрозы не беспочвенны. Теперь Варанкина обвиняют «в причинении телесных повреждений и высказывании угроз убийством в отношении некой гражданки В.»
В сентябре 2009 года Варанкина дважды вызывали в суд — уже по «делу гражданки В» -— для того, чтобы судья мог принять решение о вынужденной госпитализации Варанкина в психиатрическую лечебницу. Поняв, что из Василия не получится сделать ни преступника, ни внештатного сотрудника, сотрудники правоохранительных органов решили превратить его в недееспособного гражданина.
дознаватель Василькова, работающая в Ленинском РОВД, весьма недвусмысленно сообщила Варанкину в телефонном разговори, чтобы он опять не вздумал явиться на заседание суда с правозащитниками. Очевидно, в суде, ЦПЭ и Ленинском РОВД правозащитников боятся куда больше, чем всех кировских хулиганов, грабителей и рецидивистов вместе взятых.
22 сентября на втором судебном заседании было принято решение принудительно госпитализировать Василия Варанкина в психиатрическую больницу. Кстати сказать, ровно за полчаса до начала заседания была произведена замена судьи — Колосова сменил судья Зайцев, который сперва вынес решение о выдворении из зала общественного защитника, а затем оформил постановление, в котором процесс по делу Варанкина из открытого превратился в закрытый. Вот теперь общественная защита не могла помешать судье Зайцеву вынести постановление о принудительном заключении Варанкина в психиатрическую больницу сроком на один месяц.
С 1 октября Василий Варанкин находится на принудительном лечении в психиатрическом стационаре Кировской областной клинической больницы им В.М. Бехтерева. Никого, кроме матери на встречи с ним не допускают, а при попытках прозвониться ему на мобильный санитары выбивают аппарат из рук Василия…
… у многих сотрудников местных отделений внутренних дела испокон века существуют свои внутренние информационные базы. Только раньше в них фигурировали местные алкаши, вернувшиеся рецидивисты и подростки из трудных семей, а теперь — «экстремисты» или просто люди со взглядами чуть шире, чем предписано нынешней политической диктатурой. Именно «списочников» отрабатывают первыми в том случае, если на вверенной территории происходит какое-то преступление, раскрывать которое у милиционеров нет времени, сил и желания.
Например, так произошло с екатеринбуржцем Володей Макаровым, который в семнадцать лет отправился за решетку по обвинению в убийстве наркомана Раджабова. Володя его не убивал, он вообще находился на момент убийства в другом месте, но его фамилия оказалась в списке неблагонадежных, он состоял на учете в милиции и проходил свидетелем по делу о драке. Этого было достаточно для того, чтобы закатать Макарова на девять лет.
В этом плане можно считать, что кировчанину Василию Варанкину как-то даже и повезло. И не убийство на него пытались повесить, а всего лишь экстремистскую деятельность, и пытали не то, чтобы очень сильно, и даже не в КПЗ или колонию строгого режима отправили, а всего лишь в психбольницу.
Только это какая-то очень неправильная логика. Все равно, что радоваться тому, что попавшему под поезд человеку ногу не целиком отрезало, а только до колена. Ногу обратно не пришьешь, а машинисту, сидящему в кабине этого абстрактного поезда вообще откровенно пофиг на тех, по кому он проехался. У него впереди светлый путь: «улучшение показателей раскрываемости преступлений, совершенных на почве ксенофобии и в рамках экстремистской деятельности».
Верной дорогой едут товарищи милиционеры… Их ведь никто так и не отстранил от работы.».